В ворота Донского монастыря вошли несколько верующих. Они добрались до приемной патриарха Тихона, затем подождали несколько часов – народу было много, святейшего в Москве любили, и вошли в небольшой кабинет. Взяв благословение, они задали святителю Тихону единственный вопрос: «Благословите умереть за Христа и Церковь». Патриарх Тихон помолчал, а затем произнес с грустной улыбкой: «Умереть легко, очень легко. Гораздо тяжелее жить для Христа и Церкви».
Я часто вспоминаю эту фразу святителя Тихона, когда разговор заходит о новомучениках. В ближайшее воскресенье мы будем вспоминать Собор святых новомучеников и исповедников Церкви русской и это, пожалуй, единственная понятная мне форма их почитания в храме.
Я не могу себе представить молебен с акафистом, например, мученице Татьяне Гримблит. Мне не о чем ее просить – в годы гонений она отправляла исповедникам посылки и письма, навещала их. За это ее пять раз арестовывали и в конце концов расстреляли 23 сентября 1937 года на Бутовском полигоне. Единственное, о чем бы я теоретически попросил новомучеников – о моем благополучии, о том, чтобы Церковь не стала гонимой, а я бы умер счастливым стариком в собственной постели в окружении детей и внуков.
Мне неловко обращаться к мученице Татьяне с такой просьбой, а потому я молюсь другим святым – святителям и преподобным. У кого-то я прошу успешного путешествия, помощи в написании статей, здоровья близким, сил на то, чтобы хорошо делать свою работу.
Я молюсь об успехе и счастье, а потому мне не нужны новомученики. Когда я читаю их жития, то переживаю, но в любой момент могу закрыть книгу или выключить фильм.
Это в подростковом возрасте хорошо смотреть мультфильм «Суперкнига», где мальчик и девочка все время хотят спасти Христа от страстей, но опаздывают. В каждой серии они не успевают, и евангельская история идет своим чередом.
Вот эта логика мне понятна и близка. Подросток и неофит хочет совершить чудо – прилететь в Иерусалим с автоматом и бесконечной жизнью, перестрелять всю эту толпу и римских солдат, спасти Христа и… провалить всю Его Миссию.
Я не одинок в этом желании — апостол Петр в Гефсиманском саду хотел решить все проблемы с помощью ножа. Это нормально — бояться страданий и смерти, и спасать дорогого человека от них.
Я понимаю христиан, навещавших древних мучеников в тюрьме, не могу осуждать тех, кто подкупал римских чиновников, чтобы за взятку попасть в список принесших жертву за здоровье императора.
Из своего небольшого опыта я знаю, как смягчать углы, договариваться, идти на компромиссы, не лезть на рожон.
Я легко отвечу на вопрос «Зачем святой уходит в монастырь, говорит прекрасные проповеди или строит храмы». Они делают мир лучше, оставляют после себя добрую память, смягчают нравы. У них могут быть ученики.
В отличие от них мученик всегда одинок – он не передаст свой опыт ученикам, не соберет группу единомышленников. Церковь прекрасно понимала это и никогда не советовала христианам искать мучений.
Как верующий я редко вспоминаю о новомучениках.
Но я еще и исследователь — много лет я занимаюсь житиями святых и историей Церкви: читаю монографии, жития, изучаю документы, и вижу, как опасно рассматривать подвиг новомучеников как борьбу против советской власти или, напротив, рассматривать их как апологетов режима. Они отдавали жизнь за Христа, а не за какую-то форму устройства Церкви или государства.
Именно свидетельство о Христе — главная тема любого мартирия. В противном случае Церковь превращается в одну из разновидностей партии и начинает делить христиан на своих и чужих по второстепенным признакам. Это очень хорошо видно по старообрядческой агиографии. Несколько лет назад я читал патерик, написанный одним из современных авторов. Все формальные признаки житийного жанра соблюдались: подвижники молились и постились, страдали и исцеляли, но все это было холодно и мертво, в отличие от «Жития протопопа Аввакума».
С каждой страницей повествования святые все меньше напоминали христиан. Закрыв книгу, я понял причину этого — вся жизнь подвижников посвящалась не подражанию Христу, а борьбе с «никонианами». Их подвиг был так тесно связан с борьбой и желанием доказать правоту собственной Церкви, что они перестали быть христианами, окончательно превратившись лишь в проповедника своего обряда.
Снова я становлюсь верующим и вспоминаю о судьбе митрополита Николая (Ярушевича) — это был очень сложный человек, который вряд ли будет канонизирован при моей жизни, но в 1943 году после встречи Сталина с православными иерархами владыка Николай фактически стал мучеником при жизни. «О нем говорили Бог знает что, — рассказывал митрополит Антоний Сурожский. — А он мне рассказал, как его владыка Сергий попросил стать посредником между ним и Сталиным. Он отказывался: «Я не могу!..» – «Вы единственный, кто это может сделать, вы должны». Он мне говорил: «Я три дня лежал перед иконами и кричал: Спаси меня, Господи! избави меня!..» После трех дней встал и дал свое согласие. После этого ни один человек не прошел через его порог, потому что верующие перестали верить, что он свой, а коммунисты знали, что он не свой. Его встречали только в служебной обстановке. Ни один человек ему руки не подал – в широком смысле слова. Вот какая жизнь. Это мученичество такое же, как быть расстрелянным».
Как ленивую лошадь люди плетью гонят и побуждают идти и бежать, так нам должно убеждать себя ко всякому делу, а особенно к молитве. Видя таковой труд и старание, Господь подаст охоту и усердие.
Дело жизни нашей идет так: привносит кто в дело от себя труд произволения, и получает, что потребно для него от благодати... Молитва с самопринуждением и терпением рождает молитву легкую, чистую и сладостную. И та, с самопринуждением бывающая, есть дело произволения, а эта, совершаемая с услаждением, есть дело благодати.
Я дышу и это не доставляет мне труда. Это свойство человеческого существа. Так и молитва была его свойством до падения. Теперь же молитва стала трудом, понуждением, как у больного человека затруднено дыхание.
Вы говорите: В Бога я верю, но вера моя какая-то неровная. Иногда я молюсь с наслаждением: иногда только по привычке отчитываю молитвы.
И прекрасно делаете, что по привычке их читаете. Этот труд, это понуждение, это изволение первичное, этот навык более в нашей воле, чем то наслаждение, которым Вы довольны. Это один из главных пунктов современных ошибок и недоумения. Мы все нынче ищем сразу сильного чувства, трогательного ощущения, искренности и т. д... Это большая ошибка. Не только ровную молитву приобрести невозможно; но и ровная вера едва ли кому-нибудь доступна, разве великим подвижникам. (И за то, что у них вера всегда ровна, я не ручаюсь; свидетельств святоотеческих на это не помню).
Пренебрегающего заповедью о молитве постигают самые тяжкие нарушения прочих заповедей, передавая его одно другому, как узника.
Не верь плоти своей, угрожающей тебе несостоятельностью во время молитвы: лжет. Станешь молиться увидишь, что плоть сделалась покорною твоею рабою. Молитва и ее оживит.Помни всегда, что плоть лжива.
Говорят: нет охоты - не молись, - лукавое мудрование плотское; не стань только молиться, так и совсем отстанешь от молитвы; плоть того и хочет. Царствие небесное нудится (Мф. 11, 12); без самопринуждения к добру не спасешься.
Необходимо возбуждать сердце к молитве: иначе оно совсем иссохнет.
Учитесь молиться, принуждайте себя к молитве: сначала будет трудно, а потом, чем более будем принуждать себя, тем легче будет; но сначала всегда нужно принуждать себя.
Иногда мы стоим в церкви или дома на молитве в расслаблении духа и тела: и бессильна, хладна, бесплодна бывает душа наша, как оная языческая неплодящая церковь; но лишь напряжем сердце свое к искренней молитве к Богу, обратим мысли и сердце к Нему с верой живой тотчас оживет, согреется и оплодотворится душа наша; какое вдруг спокойствие, какая легкость, какое умиление, какой внутренний святой огонь, какие теплые слезы о грехах... Ах! зачем мы чаще не обращаем сердец своих ко Господу! Сколько у Него всегда сокрыто для нас покоя, утешения!
Молитва до последнего издыхания сопряжена с трудом тяжкой борьбы.
Преподобный Агафон Египетский (V век.)
Как в древние времена, так и теперь упражнение в молитве возможно и даже необходимо для всех; молитвою все получается, даже самая молитва, и потому не нужно никогда оставлять ее.
Молиться с самопонуждением состоит в нашей воле; а молиться с умилением зависит от Бога.
Если и не достигнешь вполне плодов и совершенства молитвы, то хорошо и то, если скончаешься на пути к ней.
Принуждение себя и понуждение на молитву очень нужно в молитвенном подвиге.
Враг внушает различные помыслы для смущения неразумных, говоря, что молитва требует сосредоточенности, умиления и т. д., а если этого нет, то она только прогневляет Бога; некоторые слушают эти доводы и бросают молитву на радость врагу... Не следует внимать искусительным помыслам, надо гнать их далеко от себя и, не смущаясь, продолжать молитвенный труд. Пусть незаметный плод этого труда, пусть человек не переживает духовных восторгов, умиления и т. д., все-таки бездейственной молитва остаться не может. Она бесшумно совершает свое дело...
Неправильно говорят, что молитва легка, что молитва радость. Нет, молитва есть подвиг. Святые отцы говорят, что когда человек молится легко, с радостью, это не он молится сам, а ангел Божий молится с ним, вот ему и хорошо так. Когда же молитва не ладится, когда ты устал, хочешь спать, когда не хочется тебе молиться, а ты все молишься, вот тогда-то и дорога для Бога твоя молитва, потому что ты тогда молишься сам, трудишься для Бога, Он видит этот твой труд и радуется твоему усилию, этой работе для Него.
Свщмч. Серафим (Звездинский), еп. Дмитровский (1883ок. 1937) .
Мы, грешные, не можем постоянно находиться в горении, в пламенном желании быть с Богом. Не смущайтесь этим. Вспомните вдовицу, которая дала две лепты. Это так мало, что мы, по-мирскому, швырнули бы эти две лепты: к чему они? Другие давали много, а Христос сказал, что малый дар вдовы был больше всех, ибо она дала всё, что имела. Поэтому не смущайтесь тем, что вам не хочется молиться, что у вас нет покаяния.
Делайте, делайте внешнее, ибо внешнее зависит от вас, внутреннее же от вас не зависит. Но за внешнее Господь даст вам внутреннее.
Мы все живем в праздности. А праздность - это есть бесконечная степень нарушения состояния хождения в присутствии Божием. Мы настолько выключаемся на свои страсти, привычки и обычную жизнь, что забываем о хождении в присутствии Божием.
А вот пришел конец, время давать отчет - и вот тяжко и больно, и страшно. По-моему, у всех это так! Одни занимаются отдыхом, другие занимаются квартирой, третьи занимаются каким-нибудь увлечением и теряют чувство «быть в себе». Вы заметьте, что когда мы молимся, мы не всегда молимся от всего своего сознания, хотя часто и от ума. Как преподобные молились; они молились от сердца, через ум, всем своим сознанием, всем своим присутствием. Как мы говорим обычно, «со всей серьезностью».
Как преподобный Серафим Саровский рассказывает. Как бы вне тела бывает: плачущим и рыдающим, а потом - торжествующим и ликующим, благодарящим. Одно за другим последует обязательно.
Вот это - самое сладкое, что есть на земле, вот это состояние христианское, оно как раз и есть причина радости на земле, единственной радости, и осмысленное бытие на земле.
Вы никогда не спрашивали себя: почему я сегодня не могу молиться, восстав от сна. Голова отдохнула, кости отдохнули, ничего не болит. А почему же не хочется молиться, почему трудно мне молиться, неужели матушка-лень во мне еще сидит после семи часов сна и больше. Конечно, надо искать причину в чем-то другом. Тут лень не при чем. Это значит укоризны совести от нечистого сердца. Значит, надо скорее сесть за стол, взять карандаш и бумажку и вспомнить, что же такое было, что я сказал плохого вчера, днем или вечером ли, что я подумал плохого? Или что мне хочется плохого? Что меня лишает способности и права молиться? Не забудете, да? Способности и права молиться, да?
Бывает так, что мы способны, но мы не имеем права. Мы кого-то не хотим простить, и не можем простить, и не пытаемся простить, да? Мы злопамятные, да?
Батюшка, что же, в это время не надо молиться, если мы способны, но не имеем права?
- Нет, запиши это на исповедь. Тем, что ты записала это на записке духовнику, ты пишешь Богу, ты уже начинаешь иметь право молиться. Это таинство начинает совершаться. Во-первых, ты фиксируешь свое раскаяние, свое самоосуждение. Свое намерение принести Богу покаяние. Свое намерение обесславить себя перед человеком и этим получить прощение. Ты фиксируешь свое намерение проклясть грех, что ты пишешь. И ты начинаешь уже не читать, а уже молиться, оплакивать покаянно, подтверждая именно свою запись. Это психология богообщения.
А если мы знаем, что мы человека оби-дели или огорчили, и вспомнили и знаем, что, вероятно, он молиться не может, потому что он обижен, если он не спохватился и не нашел сил меня оправдать и извинить, значит, он не молится. Он помрачен, да?
Он сегодня не христианин. Его покинул Ангел-Хранитель. А виноват я.
Нет, никакие подвиги поста, милосердие, милостыни, литургии не помогут. Ты должен примириться с Богом, осознать грех, иметь намерение и поспешить при первом удобном случае скорее-скорее попросить прощения. Это и есть христианство. Вот почему гордому человеку так трудно примириться с Богом, да? потому что он не может сказать: «прости меня» такому же человеку, как и он сам.
Это вся загвоздка наша - вот эта наша окаянная гордость. Самолюбие - это причина всем бедам, от него зависит вечная жизнь и вечное спасение. Почему святые отцы говорят, что где нет смирения - нет спасения. Пусть он будет постник, пусть он будет какой-то молитвенник по-своему, да? Вычитывать будет кафизмы, акафисты - не поможет! Он будет вериги носить, он будет спать на полу - не поможет! Это будет фанатизм.
И вот, на самом деле, Господь дал нам в Евангелии закон - заповеди блаженств, да? Там не указано: постись, надевай вериги, корми вшей, не купайся, не снимай белье, мойся в год раз; там этого не указано нигде: зажигай лампадки, свечи, - нет такого.
«Блажени милостивии, блажени чистии сердцем, блажени нищий духом», да? «Блажени чистии сердцем» - это особенно замечательно. Оно обнимает и первую, и вторую, и третью заповеди... чистота, между прочим, и «блажени нищий..» Это не есть чистота плотская только, нет, - это чистота сердца!
Имеешь право молиться, всех любишь? Всем простил? Это чистое сердце, а если он лукавый, лукавое сердце, значит, ни в коем случае он не сможет молиться, он враг Богу, а друг бесу.
Батюшка, а если человек уверен, что он любит, хотя, если по поступкам посмотреть, он вообще никого не любит?
Ему кажется от своего себялюбия, от своей гордости, от своего большого «я» о себе.
А как психологически? Вот он уверен, что он людей любит.
Видишь, в чем дело, очень простая вещь - у такого человека не бывает жертвенности.
А мне кажется, что я люблю человека...
Как я только что сказал, проверить это можно только жертвенностью.
Судить как будут?
По делам, по делам нашего сердца, а не по делам акта. Покажи дела, а не настроение...
Начинать надо день непременно помолясь. От молитвенного делания появляется боговедение, богопознание. Богопознание невозможно приобрести книгами, чтением, а только молитвенным деланием, плачем и воплем, коротенькими маленькими молитвами.
Вести разговор с Богом - это огонь, пылающий огонь. Этот огонь очищает, обновляет, оживляет, делает человека новым, из совершенно больного делает совершенно здоровым, и никакие лекарства ему не нужны. Научись молиться - и будешь здорова. Из самого хилого, больного человека молитва делает здорового, крепкого, выносливого, энергичного. Только молитва. Конечно, законная молитва, не какая-нибудь! Только православная молитва, от духа сокрушенна и смиренна.
А мы молимся в состоянии смущенности, мы чувствуем, что мы дерзко просим и молимся. Нам не хочется сказать: «Да будет воля Твоя во всем, во всем да будет воля Твоя». Это наше несмирение, наша непокорность. Когда мы с таким состоянием молимся, у нас бывает состояние нерадости, нетихости - это барометр молитвы. А барометр услышания - это мирность, тихость, тихая радость, да? А когда этой тихой радости нет - что-то такое было незаконно. Потому что даже печаль может быть законная, но без оттенка языческого отчаяния.
Мне очень тяжело оставлять некоторых здесь, которые, по-моему, не успели приготовить себя к вечному радованию! Я себя ежедневно к этому готовлю. Я гляжу на них и мне горько плачется, что я не смею показать себя этим людям, потому что вовремя они не проявили энергию, настойчивость, да? От веры. Себя перестроить, себя перебороть, себя переделать. Нежили себя, откладывали на потом, мол, успею.
Вот таким я предлагал и предлагаю акафист «Успению Божией Матери» в двенадцать часов. То есть поужинать часов в девять, уложить себя спать, поспать два часа, поставить будильник на двенадцать часов, прочесть обычное начало, молитвы: «Царю Небесный» и так далее. Потом пропеть, прочесть три раза «Се Жених грядет в полунощи», и читать акафист Успению Божией Матери. Акафист длинный, трудный - ничего! Это похвала, единственная похвала, которая написана настоящим, подлинно величанием Божией Матери. Равного на земле акафисту Успению Божией Матери - нет! С длинною молитвой, которая на четырех листах. И медленно читать, со смирением, на коленях. И потом прочитать «Достойно есть, яко воистину», «Молитвами святых отец наших», раздевайся и - спать. И так год -до пасхальной недели.
Пасхальная неделя освобождает нас от Успенского акафиста. А с Фоминой недели опять Успенский акафист.
Но держать это в тайне от всех, как тайный подвиг, личный секрет, чтобы бесы как-нибудь на своем хвосте не замазали вас личинами тщеславия. Помните, что бес будет непременно вас пугать, стращать мешать, лишь бы отнять у вас эту единственную зацепку. И вы увидите, что акафистом Божией Матери вы постепенно со всем переделаетесь.
В 12 часов ночи, и так - всю ночь И так - всю жизнь! Всю жизнь! А вы спросите: «А когда мы бываем постельньи больные». А попросить постараться кого нибудь из своих духовных подруг читать акафист тоже. «Приди, почитай мне акафист Божией Матери на ночь». После молитв на сон пусть читает акафист. Постепенное чтение молитв невольно заставит память этот акафист знать наизусть. Кто бы ни читал, ты все равно будешь читать] по-своему, да? И чужое чтение не помешает усвоению сердцем текста акафиста. Успению Божией Матери. И так до смерти. Ты будешь очень богатая. Богаче на земле нет таких людей. Что наши земные богатства?! Это мусор, - как кто-то сказал, навоз.
Ну если этого не послушают, я не знаю На их месте я приложил бы последнюю меру - милостыню, милостыня выкупае: грехи, милостыня выпрашивает прощение грехов. Постарайтесь убедить таких людей, приучить их все продавать, все отдавать и искать самому, как бы отдать, но, конечно, не богатеям, а тем, кто нуждается. Это основная, первая задача - искать этих нуждающихся бедняков и тратить на них деньги.
Были такие юродивые угодники Божии, подвижники XVIII столетия: они свое имущество несли на толчок-базар, продавали, чтобы эти деньги отдать милостыней. Какие они были хитрые! все утро стоят на толчке, продают свои юбки, свои рубашки, свои разные имущества - фонари свои, там, керосиновые лампы. Самовар продает, чтобы заработать, скажем, 2,5 рубля и отдать это старухе какой-нибудь. Вот эти люди спасутся милостыней!
Святые отцы - это дети Благодати Святого Духа. А последствия этого действия благодати - когда сердце оправдывает. Оно любит, оно может говорить о нем хорошо и может о нем помолиться. Оно не помнит обиды и зла.
Потому что простить и не оправдать невозможно. Это психологически так. Так сердце устроено. Не мозг, не нервная система, как наука пытается учить, и психиатры в особенности, а это так устроено Богом сердце. Это называется христианское сердце. Оно оправдает, оно найдет все, чтобы оправдать, извинить, так? И оно тут же любит, тут же о нем молится и желает ему только хорошего. И это - свойство христианское.
Пьяница, блудник, гордец - он получит милость Божию, но кто не хочет простить, извинить, оправдать и сознательно, - этот человек зачеркивает себя на вечную Вечность перед Богом, тем более сейчас. Он бывает отверженный и не услышанный.
Это свойство христианства, оно может быть врожденным или его надо вырабатывать?
- Не только вырабатывать. Оно от Духа Святого. Врожденное свойство от характера родителей бывает, а христианские свойства - это свойства Духа, а не души.
- Уже врожденным никак не может быть?
- Нет. Это уже озарение Духа Святого через таинства, через молитвы родителей, особенно матери.
«И остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим» - это единственное условие для услышания, для спасения. Ничем формальным Бога ведь не купишь! Закон Божий - это абсолютный закон! Вот почему нам бывает так больно и тяжело, когда мы встречаем нехристианские души, сердца, не имеющие намерения, даже желания, не только способности, простить. «А чего, - спрашиваешь, - чего ж ты не можешь простить?» - «Потому что меня не любят, и я не буду любить!»
Самое страшное именно не простить и не любить. И сердцем враждовать. Это три основных причины. Господь блудника, разбойника, вора, фарисея простит, но такой души Он не простит.
Эти наши чтения акафистов, канонов, Псалтири, Евангелия - это все дело пустое, если оно нас не делает мягкими, нежными, любящими, плачущими. Это вычитывание будет нам только в осуждение.
Дух сокрушенный и смиренный не умеет враждовать и не может уметь враждовать, он до дна простит, до дна извинит и только себя будет судить, в себе будет искать бесконечные вины. Любого человека, хотя бы расстрельщика, истязателя, он извинит и простит. Бывали ужасные события в моей жизни, и с легкостью как-то все простилось! Достаточно молиться Божией Матери, и снимается. Снимается, если будешь Матерь Божию просить. Достаточно иметь непосредственный контакт сердца с Божией Матерью, и этот ужас - обиды и оскорбленности, и печали, и напраслин - он снимается.
Что делать, если не хочется ни молиться, ни каяться? Иногда бывают такие состояния, что даже принудить себя к молитве нет сил. А если все-таки встаю на молитву, то ничего при этом не испытываю: губы произносят тексты, а ум при этом далеко, не с Богом. И на исповеди я порой не испытываю никакого чувства покаяния, а просто перечисляю прегрешения. Меня смущает такое душевное очерствение. Что оно значит? И можно ли с ним бороться? Елена
Отвечает протоиерей Алексий ПОТОКИН, помощник настоятеля храма иконы Божией Матери «Живоносный Источник» в Царицыне:
Уважаемая Елена! Господь сказал: «…не здоровые имеют нужду во враче, но больные, пойдите, научитесь, что значит: милости хочу, а не жертвы? Ибо я пришел призвать не праведников, но грешников к покаянию» (Мф. 9: 12-13). Господь пришел в мир, претерпел страдания, принял смерть на Кресте и воскрес из мертвых ради нас - тех, кто не умеет молиться, каяться, любить Бога и ближнего. Для нас и создал Он Свою Церковь с ее спасительными таинствами. Перечитайте внимательно Евангелие - оно же все об этом: о нищих духом, о слепом, о расслабленном, о блудном сыне. Каждая притча Христа, каждая строчка Евангелия напоминают нам о нашем духовном состоянии. Здоровые никогда не испытывали таких переживаний, как вы, всегда, молясь, были уверены в своей праведности - вспомните притчу о мытаре и фарисее. А в итоге они не только не приняли Христа, но распяли Его. Вот к какой духовной трагедии приводит нежелание честно взглянуть в свое сердце, узнать правду о себе, о своем духовном состоянии.
Христос же призывает нас познать себя, свой внутренний мир. И этот внутренний мир как раз открывается нам во время молитвы. Когда мы, общаясь с людьми, раздражаемся на них, под воздействием эмоций часто не замечаем своей раздражительности. А на молитве мы стремимся к благости, добру - и тут-то замечаем и сердечную холодность, и несобранность, и хаос мыслей и чувств. Но уже дорогого стоит, если человек понуждает себя прийти в церковь, произнести слова покаяния, даже если сердце молчит. Именно нам, немощным, холодным, и необходим Закон Божий, соблюдение церковных правил. Когда человек выздоравливает (по-настоящему, а не по-фарисейски), он молится и кается непрерывно, в любом месте, где находится. Пустынники и отшельники порой много лет не прибегали к церковным таинствам, но сердца их были всецело отданы Богу, они непрестанно молились - не всегда словами, подлинная молитва бывает и безмолвной.
Но мы, больные, не можем молиться без слов, нам нужны правила. Как в быту нам необходимы правила вежливости. Почти каждый человек может вспомнить минуты тоски, уныния, когда он не рад был встрече с друзьями, знакомыми, они начинали его раздражать. Но элементарная светская этика помогает не сорваться окончательно, пережить этот период, восстановиться. Святому эта вежливость необязательна. Один его взгляд скажет нам гораздо больше, чем «здравствуйте» или «доброе утро». Но поскольку мы не святые, нам необходимо помнить об элементарной вежливости. А церковные правила - это духовная вежливость. Сердце далеко от Бога, мы не стремимся к встрече с Ним, но, понимая ненормальность, болезненность этого состояния, приходим, как учит нас Святая Церковь, на исповедь и произносим слова покаяния. Это тяжелый труд, рабский, но небесполезный. Преподобный Исаак Сирин говорил, что человек никогда не станет сыном Бога, если не побыл рабом и наемником. Понуждая себя к покаянию, мы дробим каменистую почву. Ждать награды нельзя, мы не знаем, когда оживем и обратимся к Богу с искренним, сердечным покаянием. Но если мы искренне просим Бога простить нам нашу холодность, оживить наше сердце («Сердце чисто созижди во мне», - читаем мы каждое утро в 50-м псалме), искреннее покаянное чувство рано или поздно вернется. В таком «автоматическом» покаянии мы все равно получаем Божию благодать, которая непременно принесет плоды. Только не надо отчаиваться. Духовная жизнь - путь, а не пьедестал. А пути без препятствий не бывает.
Проблема, когда человек вроде живет церковной жизнью, но внутренне ничем ее не наполняя, не чувствуя, актуальна и касается очень многих из нас. Особенно тех, кто в Церкви длительное время.
Протоиерей Кирилл Каледа
Как говорил один современный церковный мыслитель, особая благодать дается тем, кто только приходит в Церковь, и тем, кто потрудился в ней в течение очень длительного времени. Наверное, это наиболее ярко проявляется в той благодати, которая дается священнослужителям.
Особую благодать получают молодые священники, только что принявшие дар священства, они буквально горят своим служением. С другой стороны, особую благодать имеют те священники, которые послужили даже не десять и не двадцать лет, а десятки лет. Они приобретают ее к старости, что дает право народу Божьему называть их старцами.
То есть изначально, когда люди только приходят в Церковь, они испытывают особое состояние, и это действительно дар Божий, который дается, чтобы люди почувствовали близость Божию, поняли, как хорошо быть с Богом.
А затем Господь как бы отступает. Он дает членам Церкви, верующим в Него, возможность потрудиться. И только в конце жизни нисходит та особая благодать – за плоды многолетней деятельности, многолетнего труда.
Святитель Феофан Затворник так и говорит, что такие духовные плоды все равно являются даром Божьим и даются за богоугодную жизнь в течение десятков лет. Эти «десятки лет» могут оказаться достаточно долгими.
Жизнь христианина можно сравнить с жизнью спортсмена. Спринтерская дистанция, наверное, гораздо проще, чем марафон, потому что суметь распределить физические силы на пятьдесят или более километров, не истратить их в самом начале, чтобы хватило до самого конца, до финиша, – действительно большое искусство.
Вот и большая часть нашей жизни – именно этот утомительный, длительный этап бега между первыми метрами от старта, когда все так хорошо, и временем, когда мы подходим к финишу и видим, что вот уже близок конец, перед которым мы тоже испытываем своего рода духовный подъем.
А в большую часть жизни, к великому сожалению, часто встречаются искушения, когда нас заедает повседневность, земная суета, земные попечения. Причем, они могут быть иногда даже вполне благочестивыми: необходимо заботиться о своих близких, о престарелых родителях, о детях. Возникает много проблем, которые надо решать, хоть некоторые из них порой кажутся пустяковыми. И это все нас засасывает, отбирает внимание и силы.
Единственный способ с этим бороться – наше общение с Богом, которое в первую очередь заключается в молитве.
Надо стараться неукоснительно выполнять молитвенное правило. Пусть это может быть сложно, причем даже не потому, что у нас напряженный ритм жизни, не потому, что мы загружены в семье, на работе. Нам именно внутренне трудно выполнять молитвенное правило, которое является как раз той нитью, которая не позволяет нам оторваться от Церкви, от Бога. И, конечно, в такой ситуации важно участие в церковной жизни, регулярные исповедь и причастие.
Посмотреть на священномученников
Да, бывает в этот главный долгий период, что человек ничего не чувствует, молится автоматически, даже не молится, а вычитывает. В таких случаях надо обращаться к церковному опыту, читать жития святых.
И мне кажется, очень поучительны в этом плане жития новомучеников, которые жили в сходных с нами условиях. Не в смысле гонений, которых сейчас, слава Богу, нет, а в смысле схожести житейских забот. У многих из них были семьи, необходимость организовывать чисто земную жизнь своих близких, решать какие-то бытовые вопросы. Их опыт показывает, что только непрестанная молитва их и спасала. Хотя есть свидетельства из их жизни, что иногда молиться им было крайне, крайне сложно.
Мне вспоминается случай, который описывается писателем Олегом Волковым в автобиографической книге «Погружение во тьму». Его арестовывали за его дворянское происхождение, причем несколько раз. Так что в тюрьмах и лагерях он провел много времени.
Самой трудной оказалась последняя отсидка в сороковых годах. Олег Волков объясняет, почему. Он всегда отчетливо понимал, что его в тяжелых условиях заключения спасает молитва. И вдруг, во время последней отсидки, он увидел, что потерял способность молиться. Сердце окаменело. При этом он знал, что это единственная нить, которая ведет его, может спасти. И вот эта нить спасения – рвется.
Он буквально выдавливал из себя какую-то молитву, какие-то обращения к Богу, когда их гнали на работу. Господь, видя его усилия, может быть, даже усилия от отчаяния, спас и сохранил. Олег Волков вышел на свободу и, слава Богу, даже сумел написать несколько книг, в том числе о своих переживаниях, о своей жизни в тяжелых условиях лагерной и тюремной жизни.
Мне, когда я был молодым человеком, приходилось много общаться с теми людьми, которые прошли через испытания лагерями. Они также подтверждали то, что только молитва удерживала их, и приводили примеры, как старшие соузники (я общался с теми, кто был в 30-х годах относительно молодыми), – архиереи, священнослужители молились в камерах. Эта молитва укрепляла в вере и тех, кто молился, и тех, кто был рядом. Эти люди, несмотря на пережитое, на действительно очень тяжелую жизнь, были очень светлыми.
Так что никогда не надо опускать руки. Не надо бояться прийти и сказать о таком своем состоянии священнику на исповеди: священник может подсказать в какой-то нужный момент что-то, сказать какое-то ободряющее слово.
Хотя я по своему священническому опыту могу поведать, что принимать такую исповедь – очень непросто. Гораздо проще исповедовать человека, который только пришел в Церковь и увидел, что он жил совсем не благочестивой жизнью и хочет эту жизнь изменить, а затем действительно меняет эту жизнь. И вот он искренне кается в содеянных грехах: иногда тяжких, иногда не очень тяжких. У него чувствуется горение, стремление быть с Богом.
Другое дело, когда человек приходит на исповедь и говорит: «Вроде бы делаю или стараюсь делать, все, что положено, а как-то все между пальцев, и ничего не получается. Внутри – тоска, тяжело и в семье что-то не так, не все устраивает так, как бы хотелось. Дети разбегаются в разные стороны. Любви не хватает и сил не хватает, чтобы все это собрать».
Надо уповать на то, что Господь видит наши труды и в нужный момент Он укрепит. Самое главное – не сходить с «дистанции», стараться почаще приходить к таинствам. В первую очередь, к таинству Евхаристии.
Слава Богу, что сейчас в нашей Церкви явно видно особое внимание и понимание важности этого таинства, о чем свидетельствует недавно принятый нашей Церковью документ « ». Важно черпать силы в богослужении и участии в этом таинстве. Даже если кажется, что богослужение «выстаиваешь», а молитвы – «вычитываешь». Все равно надо стараться, сосредоточиваясь в меру своих сил, не отпускать ту нить, за которую мы держимся. Ее очень легко порвать…
Исповедь
Многие помнят ощущение первых исповедей, когда человек искренне горячо кается, а потом ему легко-легко, словно он сбросил тяжелый груз. Гораздо проще поднять камень и убрать его с дороги, чем возиться с мелкими камушками и даже – частичками пыли. Бывает, ты их веником сметаешь, а они от дуновения ветра опять на место возвращаются. Но если не пытаться убрать, можно утонуть в мусоре.
Не случайно Господь большинству из нас дал несколько десятков лет жизни. Значит, Он предусматривает, что мы за эти несколько десятков лет должны каким-то образом трудиться духовно и духовно возрастать. И вот эти частички отсекать. Молитвой. Раздражился – прочитал Иисусову молитву. Два раза раздражился, – два раза прочитал Иисусову молитву.
Здесь, вновь повторяю, важно не забывать об исповеди, пусть вновь и вновь на ней звучит вроде бы то же самое. Мы наш дом регулярно подметаем, а пыль вновь через окно налетает. Но все равно мы опять к празднику стараемся убраться в доме, протереть пыль, привести в порядок красный уголок и так далее. Уберемся, скатерть красивую расстелем и у нас чувство праздника. Здесь то же самое.
Если же чувство праздника не возникает, если на каждой исповеди и после нее – бесчувствие, тогда нужно поговорить со священником, с духовником, чтобы он дал, может быть, какую-нибудь епитимию, может быть – дополнительное правило.
Иногда бывает полезно добавить к вечернему правилу какие-то новые молитвы, какой-то акафист, какой-то канон, чтобы оживить, чтобы не просто скользить по уже знакомым словам молитвы, уже практически автоматически их повторяя. С тем, чтобы заставить, в том числе, и свой ум и свои уста задуматься над каким-то новым содержанием. Это бывает полезно.
Надо ждать
Если мы перестали чувствовать смысл поста, нам кажется, что постимся чисто автоматически, все равно важно помнить – мы трудимся ради Господа.
Наверное, хорошо, когда у человека есть навык, и вот что-то произошло в жизни неприятное, а он вместо того, чтобы паниковать, а может быть даже мысленно ругаться, начинает творить пусть даже самую простую молитву: «Господи, помилуй». Пусть даже на автомате. Значит, это человек поднялся на какую-то определенную ступень. Надо постоянно работать над собой, следить за собой. Стараться использовать какие-то новые духовные приемы, в том числе и молитвенные.
Повторяю, что очень помогает обращение к опыту Церкви. К тому, как наши предшественники, достигшие Царствия Небесного, это делали. Сейчас, слава Богу, доступ к подобной литературе открытый и широкий. Даже на телефоне – открыл интернет и, пока едешь в транспорте, взял и какой-то соответствующий короткий рассказ прочитал, вместо того, чтобы глазеть неизвестно куда.
Если человеку кажется, что его церковная жизнь не имеет смысла, в ней нет Христа, надо ждать. Ведь когда мы бежим марафон, мы можем какое-то время бежать по безлюдному неприятному месту, а затем выбежать на красивую дорогу, по краям которой сады.
Естественно, бывают такие состояния, когда Господь как бы отходит. Но, это не значит, что Он нас оставляет. Он за нами внимательно следит. И в какие-то жизненные моменты, если мы действительно стараемся следовать Его заповедям, Он нас спасает.
Думаю, каждый из нас может свидетельствовать о том, что в жизни были такие моменты, которые вроде стечение каких-то обстоятельств, но мы понимаем, что по большому счету это было проявление воли Божьей. Даже в тот момент, когда мы совсем были вдалеке от Него и, может быть, даже совсем о Нем не думали.
Если говорить о страхе выгорания, – здесь очень важно стяжать смирение. Смирение и терпение. Потому, что выгорает тот, кто много предполагает о себе, то есть, грубо говоря, гордится. Потом видит, что он не соответствует тому, что о себе надумал, намыслил. И из-за этого отчаяния сходит с этапа.
И, к великому сожалению, в нашей жизни есть случаи, что даже священники говорят: «Я больше не могу, все, я смог это сделать, теперь схожу с дистанции и перестаю служить». Но, это действительно связано с тем, что человек в какой-то момент возгордился и подумал о себе очень много.
Если мы себя смиряем и с терпением несем свой крест, тогда все будет хорошо. «Претерпевший же до конца спасется» (Мф. 10, 22), – они относятся не только к мученикам, которые страдали за веру, но и к нам. Нам надо с терпением нести те тяготы жизни и те жизненные обстоятельства, тот крест, который каждому дан с тем, чтобы донести его до конца. Равнодушие, охлаждение – одна из частей жизни, испытание, которое попускает Господь.
В завершение нашего разговора хотелось бы напомнить слова преподобного Петра Дамаскина:«Те, которые здесь уже получили обручение жизни вечной, имеют нужду в терпении, чтобы воспринять в будущем совершенную награду за подвиги ».
А также вспомним святителя Феофана Затворника, который говорил: «Терпение в жизни есть дар Божий и дается ищущим и хоть через силу напрягающимся удерживаться при смущениях, неурядицах, неполадках ».
