С крайним развитием консервативного направления в обществе люди противоположного направления тоже в свою очередь естественно доходили до крайностей, которые вскоре после Стоглавого собора выразились в новых ересях Башкина и Косого.
Ересь Башкина открылась таким образом. К попу Симеону в 1553 году пришел на дух* необычайный сын духовный, Матвей (Башкин], просил у него наставлений, предлагал вопросы, на которые духовный отец ничего не в состоянии был ответить; потом явился к нему на дом, читал разные места из Писания и, не дождавшись объяснения, сам же их и объяснял. Все эти речи и вопросы его показались попу Симеону "недоуменными" ; духовник доложил ο них Сильвестру, а Сильвестр самому царю. Башкина схватили и подвергли допросам, из которых выяснилось, что он еретик и что ересь его составилась отчасти из старых элементов жидовствующей ереси, отчасти из новых, протестантских; учителем его был аптекарь Мат-
Ил исповедь.- Прим.ред.
Holy Trinity Orthodox Mission
фей из Литвы и другой литвин Андрей Хотеев. Сущность новой ереси состояла в том, что она не признавала божества Сына Божия и равенства Его с Богом Отцом, Евхаристию считала простым хлебом и вином, иконы называла идолами, отрицала таинство покаяния, утверждая, что как только перестанет человек грешить, так и без священника уже нет ему греха, отрицала отеческие писания, жития святых, постановления соборов, иконопочитание и всю церковную обрядность. Единомышленники Башкина, которых он выдал на допросах, повторяли в преувеличенном виде слова Максима ο неприличии вотчинного владения для монастырей, ο дурной жизни духовенства, бездушной обрядности народного благочестия и проч. Уважая Максима, они единодушно вооружались против "Просветителя" Иосифа. На допросах Башкин проговорился, что его учение похваливали белозерские старцы. Ересь, таким образом, видимо становилась в связь с только что затихшим спором иосифлян и белозерских старцев. Вследствие этого добрались и до этих старцев. Из Кириллова монастыря вызвали на собор жившего там на покое бывшего троицкого игумена Артемия, потом монаха Феодосия Косого. Последний был прежде рабом в Москве, потом, обокрав господина, бежал от него на Белоозеро, постригся там в монахи, принял горячее участие в мнениях белозерских старцев и, развивая их до крайности, зашел в еретичестве еще дальше Башкина. Вместе с ним призваны были в Москву его товарищ Игнатий и несколько других монахов. При тогдашней тревоге за православие можно было легко обвинить человека в ереси за всякий недоуменный вопрос и за всякое слово обличения, например, на суд притянули даже такого святого человека, каков был просветитель лопарей Феодорит, вероятно потому, что он был известен обличениями против дурных монахов. Неудивительно, что когда для участия на соборе против еретиков пригласили Максима Грека, последний очень встревожился, подумал, что и его хотят тоже судить за ересь. Собор на еретиков собрался в 1553 и продолжался в 1554 г.; из актов его сохранился только отрывок - ο суде над Артемием Троицким. Артемия обвиняли в том, что он критически относился к "Просветителю," не проклинал жидовствующих, говорил, что православные сами не знают, за что жгли Курицына, в том, что в Воздвижение у царя ел рыбу, не отказывался от нее в посты и в домах разных христолюбцев, во Пскове хотел беседовать с немецкими пасторами и разузнавал об их вере, стало быть - в вере пошатнулся; из его слов об умерших без покаяния "Панихидами и обеднями им не поможешь, оттого они муки не избудут" выводили, что он отрицал силу поминовения усопших; обвиняли его в хуле на акафисты и каноны за то, что он, подобно Максиму, говорил: "Говорят в каноне: Иисусе сладчайший! а как услышат слово Иисусово, - горько становится, что надо его исполнять. В акафисте повторяют: радуйся да радуйся, Чистая! а сами ο чистоте не радят; так это говорят, по привычке, а не в правду." Артемий выражал сомнение в самом существовании ереси в его время, Бакшина представлял только человеком недоуменных вопросов; это набросило еще большую тень на его православие. Он решительно заявил собору: "Я так не мудрствую, как на меня говорили: то на меня налгали"; но все-таки не мог очистить себя от обвинения в разных вольных и резких словах касательно предметов веры и, кроме того, еще в довольно вольном, не монашеском поведении. Собор определил лишить его сана и сослать на Соловки. Феодорит тоже был заточен в Кириллов монастырь, но скоро был оправдан и освобожден. Башкина с сообщниками разослали по монастырским тюрьмам. Феодосии Косой и Игнатий успели бежать в Литву, женились там и успешно проповедывали свое новое рационалистическое учение, еще более отрицательное, чем учение Башкина, очень близкое к социнианству и состоявшее в исключительном почитании книг одного Ветхого Завета, в отвержении Святой Троицы, Божества Иисуса Христа. Его воплощения, почитания святого креста и икон, почитания святых, церковного предания, творений святых отцов, всей церковной иерархии, таинств, всего христианского богослужения и обрядов и в отрицании повиновения даже всяким вообще земным властям. В Литву же потом бежал и Артемий, но сделался
Holy Trinity Orthodox Mission
там ревностным защитником православия против протестантства и особенно против Косого и социниан.
Башкин Матвей - служилый человек, дворянский публицист. В середине XVI века организовал кружок в Москве. Критикуя взгляды официальной церкви на крепостничество как Богом установленный порядок, Башкин заявлял: "Христос всех братией нарицает, а мы рабов у себя держим". Будучи последовательным в своих рассуждениях, он порвал кабальные записи и отпустил принадлежавших ему холопов на волю. Башкин и его последователи подвергали критике книги Священного Писания, которые они называли басносоловием, и отрицали важнейшие догматы православной церкви: божественность Христа (не считали его равным Богу-Отцу), таинство крещения, поклонение иконам. За эти еретические взгляды Башкин был взят под стражу и в 1553 году предстал перед церковным собором. Допрос его вел сам царь Иван Грозный . Башкин отрицал не только церковные догматы, но заявлвл, что церковь не учит, "как нам самим жити и людей у себя держати, не томити". Собор осудил Башкина, предал анафеме и приговорил к заключению в Волоколамский монастырь.
Использованы материалы из кн.: Богуславский В.В., Бурминов В.В. Русь рюриковичей. Иллюстрированный исторический словарь.
Башкин Матвей Семенович (ум. не ранее 1554) - русский вольнодумец 16 в.. Принадлежал к Избранной тысяче дворян. Оказался невольно связан с боярской оппозицией. В результате ложных и несправедливых доносов был обвинен в отрицании Троицы, уничижении божественной сущности Христа и Св. Духа (на том основании, что сочинил молитву к единому началу - Богу Отцу). Церковный собор признал Башкина виновным в ереси. В декабре 1553 году заточен в Иосифо-Волоколамский монастырь. Через полгода состоялся новый собор, после которого, предположительно, он был сожжен. Башкин представляет собой яркий пример русского средневекового правдолюбца, искателя добра и справедливости. Вслед за Нилом Сорским и другими белозерскими старцами ставил «сущность выше формы, внутреннее выше внешнего» (Н. И. Костомаров ). Отстаивал принципы любви, равенства и братства всех людей, присущие первоначальному христианству. Своих холопов отпустил на волю, уничтожив кабальные записи. Критиковал различные злоупотребления в религиозной и социальной сфере, при этом призывал не поддаваться вражде, ненависти и другим мирским соблазнам. Собственных сочинений не сохранилось. О воззрениях Башкина можно узнать из двух «жалобниц» Симеона и Сильвестра, Соборной грамоты в Соловецкий монастырь о заключении игумена Артемия и из послания Ивана Васильевича Максиму Греку о ереси Башкина.
Е. И. Бутузкина
Новая философская энциклопедия. В четырех томах. / Ин-т философии РАН. Научно-ред. совет: В.С. Степин , А.А. Гусейнов , Г.Ю. Семигин. М., Мысль, 2010, т. I, А - Д, с. 226.
Башкин Матвей Семенович (умер не ранее 1554) - вольнодумец XVI века. Принадлежал к так называемой Избранной тысяче дворян. Оказался невольно связан с боярской оппозицией. В результате ложных доносов был обвинен в отрицании Троицы, уничижении божественной сущности Христа и Святого Духа (на том основании, что сочинил молитву к единому началу - Богу Отцу). Церковный собор признал Башкина виновным в ереси. В 1553 году заточен в Иосифо-Волоколамский монастырь. Через полгода состоялся новый собор, после которого, предположительно, он был сожжен. Башкин представляет собой яркий пример русского средневекового правдолюбца, искателя добра и справедливости. Вслед за Нилом Сорским и другими белозерскими старцами ставил «сущность выше формы, внутреннее выше внешнего» (Костомаров), отстаивал принципы любви, равенства и братства всех людей, присущие первоначальному христианству. Своих холопов отпустил на волю, уничтожив кабальные записи. Критиковал различные злоупотребления в религиозной и социальной сферах, при этом призывал не поддаваться вражде, ненависти и другим мирским соблазнам. Собственных сочинений не сохранилось. О воззрениях Башкина можно узнать из двух «жалобниц» Симеона и Сильвестра, Соборной грамоты в Соловецкий монастырь о заключении игумена Артемия и из послания Ивана Васильевича Максиму Греку о ереси Башкина.
Спор со священником
Первые упоминания о Матвее Башкине относятся к 1553 году . Во время Великого поста он пришёл на исповедь к священнику Благовещенского собора Симеону. Не ограничиваясь покаянием, Башкин ввязался в диспут по некоторым вопросам веры. В частности, он недоумевал по поводу действия крепостной системы , существование которой противоречило христианским догматам:
Написано: весь закон заключается в словах - возлюби искреннего своего, как сам себя; если вы себя грызёте и терзаете, то смотрите, чтобы вы не съели друг друга. Вот, мы Христовых рабов держим у себя рабами, а Христос всех называет братиею; а у нас на иных кабалы нарядные (фальшивые), на иных полные, а другие беглых держат. Благодарю Бога моего, у меня были кабалы полные, да я их всех изодрал, держу людей у себя добровольно; кому хорошо у меня - пусть живёт, а не нравится, пусть идёт куда хочет; а вам, отцам, надобно посещать нас, мирян, почаще да научать нас, как самим жить и как людей у себя держать, чтобы их не томить.
Ересь Башкина
Поскольку никаких сочинений Башкина не сохранилось, судить о его учении можно лишь по репликам противников. Так, из посланий митрополита Макария в Соловецкий монастырь и царя к Максиму Греку узнаём, в чём состояла ересь Башкина и его последователей:
1) Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа неравна Его Отцу поведают;
2) честное и святое тело Его и честную и святую кровь Его ни во что ж полагают, но токмо прост хлеб и просто вино вменяют;
3) святую и соборную апостольскую церковь отричют, глаголюще, яко верных собор - сие есть токмо церковь, сия же зданная ничтоже есть;
4) божественныя плоти Христовы воображение и Пречистыя Богоматери и всех святых Его честных икон изображение идолы наричют;
5) покаяние ни во что же полагают, глаголюще: как престанет грех творити, аще у священника и не покается, несть ему греха;
6) отеческое предание и их жития баснословие вменяют;
7) вся божественная писания баснословие наричют, апостол же и евангелие не истинно излагают.
Соборный суд
После того, как смута, вызванная Башкиным, стала известной, его заключили под стражу. В 1553 году для суда над ним созывается собор. Поначалу Башкин отрицал своё еретичество, но впоследствии сознаётся и выдаёт своих единомышленников Григория и Ивана Борисовых, а также неких Игнатия и Фому. Решением собора стала ссылка Башкина и братьев Борисовых в Волоколамский монастырь для «вразумления». Башкин прибывает туда 22 декабря 1554 года . Дальнейшая судьба еретика неизвестна. Ряд исследователей считает, что Башкин был сожжён во время опричнины .
На Соборном суде предстал также старец Исаакий , сторонник Башкина. Вскоре после суда Исаакий скончался.
См. также
Примечания
Ссылки
Wikimedia Foundation . 2010 .
Смотреть что такое "Башкин, Матвей Семёнович" в других словарях:
Вольнодумец, дьяк. Выступил против официальной церкви, иконопочитания, а также холопства. Осуждён церковным собором 1553 как еретик, заточён в Волоколамский монастырь. * * * БАШКИН Матвей Семенович БАШКИН Матвей Семенович, русский вольнодумец… … Энциклопедический словарь
В середине XVI века спокойствие церкви вновь было нарушено, «прозябе ересь и явися шатание в людях». Это новое проявление религиозного свободомыслия в прямой связи с ересью жидовствующих не стоит и в основе его лежат совершенно иные социальные мотивы; однако, известную идейную преемственность к религиозному брожению конца XV века за ним все же отрицать нельзя. Как у жидовствующих, так и в новых проявлениях ереси мы имеем дело с христианским рационализмом, основывающимся на критическом толковании т. н. священных писаний, но элементы независимой светской мысли проявляются как там, так и здесь весьма слабо.
«Шатание в людях» несомненно существовало в течение всех пятидесяти лет, протекших со времени казни последних «жидовствующих» до появления новых еретиков; оно только не выходило наружу и оттого не оставило заметных следов в истории. Чистой случайностью было то, что один из многих «шатающихся» русских людей Матвей Семенович Башкин, может быть, неуравновешенный и беспокойный человек по своей натуре, наткнулся на доносчика-попа, вздумавшего на обнаружении ереси построить свое возвышение в церковной иерархии. Иначе ересь Башкина и его друзей могла бы остаться скрытой.
Судя по всему, Башкин был человек по-тогдашнему образованный. Он принадлежал к привилегированному сословию («боярский сын»), но добровольно отказался от сословных прав. Почувствовав социальную неправду, он стал искать путей к ее исправлению. Его мысль естественно обратилась к вопросам религии и здесь заблудилась. «Неудобные словеса о божестве», в которых его обвинили, были, в сущности, только сомнениями, но не отрицанием. Впрочем, и в этих сомнениях он не до всего дошел своим умом. Во время следствия над ним выяснилось, что «совращен» он был двумя «латинниками», из которых один оказался действительно иноземцем, литвином по национальности и по профессии аптекарем, а другой, по имени Андрей Хотеев, вероятно был русским. О них, впрочем, больше ничего не известно.
В великий пост 1554 года Матвей Башкин пришел к священнику московского благовещенского собора Симеону с просьбой «поновить» его, т.-е. исповедать. Как выяснилось затем, исповедь была только предлогом завязать прения о вере и «посрамить» невежественного в богословских вопросах попа. Может быть, Башкин хотел также и «просветить» своего духовника, научить его «истинной» христианской вере, потому что в заключение беседы он весьма проникновенно говорил о высоком призвании духовных пастырей.
Не удовольствовавшись первой беседой, Башкин является к Симеону на дом, а затем приглашает его к себе. «В душе его было какое-то волнение - говорит H. Костомаров, у которого мы, главным образом, заимствуем фактические сведения о Башкине {Н. И. Костомаров. «Исторические монографии и исследования», кн. I, т. I, стр. 240, ср. его же «Русская история в жизнеописаниях», I отд., вып. 2, СПБ, 1874, стр. 448.}, - жажда добра, стремление перелить слово в дело; в то же время он был недоволен тем, что вокруг себя мало находил приложения евангельских истин к жизни». Он требовал, чтобы духовенство подавало мирянам примеры кротости и человеколюбия. В числе многих сомнений, вызванных в нем чтением священного писания, главное место занимает вопрос о кабальной зависимости крестьян. Владение людьми, по его мнению, стоит в прямом противоречия с евангелием. В апостоле написано, - говорил он, - что весь закон содержится в словах: возлюби ближнего своего, как самого себя. Вместо этого среди людей наблюдается взаимная вражда. Они поедают друг друга. Мы держим у себя рабами таких же христиан, как и мы. А Христос всех называет братьями. Сам Башкин всех своих рабов отпустил на волю, изорвав кабальные записи. «Держу людей у себя, - пояснял он, - добровольно; хорошо ему у меня - он и живет, а не нравится - он в праве итти, куда хочет». Духовенство обязано следить за тем, чтобы неправды не было и особенно учить тому, как держать у себя людей, чтобы все было по справедливости. И самого Симеона Башкина обличал в том, что он слишком занят суетой мирской, не знает от нее покоя и вовсе не заботится о душах своих прихожан.
Естественно, что поп Симеон в таких речах усмотрел разврат и соблазн. Так же посмотрело на дело и то духовное начальство, к которому Симеон обратился, тем более, что о вольномыслии Башкина неясные слухи ходили и ранее. Донесли царю и формулировали донос с полной определенностью: Башкин, мол, и его соумышленники превратно толкуют сыновнюю сущность Иисуса христа («испражняют владыку нашего христа, непщуют сына божия быти»), умствуют неподобающе о преславном таинстве евхаристии, о литургии, о церкви и вообще о всей православной вере. Видимо, сомнения Башкина, которые он, уверенный в полной своей правоте, не постеснялся представить царю, показались последнему невинными, хотя духовенство авторитетно разъяснило, что это самая настоящая ересь, потому что Башкина сначала не тронули. И только когда в дело вмешался митрополит Макарий следствию был дан ход по-настоящему. Вместе с Башкиным были арестованы братья Григорий и Иван Борисовы и еще два человека, оставшихся неизвестными, - Игнатий и Фома по имени.
Как водится, был созван собор. Председательствовал на нем митрополит Макарий. Заседала вся знать духовная: один архиепископ, пять епископов и много «честных» архимандритов, «преподобных» игуменов и «священных» протопопов. «Еретиков» обвиняли в том, что они утверждали неравенство христа со отцом и духом, т. е. отрицали его божественность, что считали хлеб и вино причастия простыми продуктами потребления, отрицая таинственное превращение их в тело и кровь, что затем отвергали церковь, поклонение иконам, покаяние, предания жития святых и деяния святых соборов, и «даже дерзали сомневаться в действительности евангельских и апостольских событий». Сначала обвиняемые начисто от всего отперлись, уверяя в полном признании ими всех положений православия. Тогда сам царь православный начал их «премудре испытывати». Руками ли присяжных палачей, или собственными царскими руками производилось это премудрое испытание, из современных известий не видно, но эффект не заставил себя ждать. Башкин «богопустным гневом обличен бысть»: в течение многих часов говорил он непонятные и страшные вещи, а когда «в разум прииде», признал все, в чем его обвиняли, и назвал своих сообщников. Из этих сообщников одни и под пытками продолжали во всем запираться, другие же, подобно Башкину, наговаривали на себя самих и на своих товарищей.
На этом прерываются те скудные сведения, которые дошли до нас о Башкине и его товарищах. Собор признал их, конечно, виновными и осудил. Но какова была судьба главного из осужденных Башкина, каков был приговор, - неизвестно. Можно лишь догадываться, приняв во внимание нравы и обычаи того времени, что если несчастного и не постигла смерть в муках огненных, то сырое подземелье какой-нибудь монастырской тюрьмы и жестокость богомольных тюремщиков с успехом заменили костер и плаху. Что касается соумышленников его, то известно, что приговор в отношении их гласил: «неисходно им быти», т. е. они подвергались вечному заточению в монастырских тюрьмах.
Дело это, однако, имело свое продолжение. Под пытками Башкин проговорился, что его учение одобряли заволжские старцы. Заволжские старцы и без того издавна уже находились под сильным подозрением. Быть может, Башкин назвал и имена тех из «старцев», которых он наиболее почитал. Суду предаются - бывший троицкий игумен Артемий, его друг монах Порфирий, провозглашенный впоследствии святым, Феодорит и др. Все это, надо думать, были люди далекие от действительной ереси и если грешившие некоторым вольнодумством, то вольнодумством весьма умеренного свойства. Феодорит, например, обличал пьянство, разврат и сребролюбие среди монашествующих, не стесняясь их положением на иерархической лестнице. Так же поступали и подлинные еретики; основание достаточное, чтобы безобидный в иных отношениях «святой» попал в лапы московской инквизиции.
Несколько серьезнее были обвинения, выдвинутые против Артемия. Он и игуменство свое был вынужден оставить из-за еретических мнений, вынесенных им, повидимому, из Пскова, откуда был родом. А затем, когда происходил суд над Башкиным с соучастниками, он не признал в их учении никакой ереси. Это расценивалось, как соучастие. Он, между прочим, также не признавал достойными осуждения, а тем паче сожжения, Курицына, Рукавого и других новгородских еретиков. Другие пункты обвинения гласили: Артемий в постные дни ел рыбу (даже не мясо, а только рыбу!); будучи в Пскове, хвалил немецкую веру; не придавал значения крестному знамению; отрицал значение панихиды для спасения грешников, а следовательно отсекал у грешников надежду на спасение и этим уподобился Арию; и т. д. и т. д.
За все эти прегрешения, но, главным, образом, за то, что Артемий, стоя духовно и нравственно неизмеримо выше своих судей, представлялся им опасным человеком, он был осужден на строгое одиночное заключение в Соловецком монастыре. «Он должен был жить одиноко в келье; не следовало допускать монахов и бельцов беседовать с ним, запрещалось ему переписываться с другими, что бы то ни было от кого-нибудь принимать, или пересылать кому-нибудь, не иметь с людьми сообщения, но сидеть в затворе и молчать. Один пресвитер по указанию настоятеля должен был надзирать над ним и испытывать, когда он будет каяться: истинно ли его покаяние, а сам игумен, по временам, должен читать ему поучения от божественного писания и наставлять его во всем, что нужно для его обращения. Ему не позволялось читать других книг, кроме молитвенных, какие укажет игумен с монастырским собором. Следовало наблюдать даже за тем сторожем, который будет приставлен к нему, чтобы обвиненный не совратил его. Даже и над священником, который будет приставлен для его обращения, игумен должен надзирать, чтобы он не увлекся еретическими убеждениями…» {Н. Костомаров. «Исторические монографии и исследования», кн. I, т. I, стр. 247.}.
Надо полагать, что режим, примененный к Артемию, не был смягчен для других осужденных по этому замечательному процессу, независимо от того, были ли они тоже сосланы в Соловки, или в Суздальский монастырь, как ученый монах Савва Шах, или как Феодорит в Кирилло-белозерский монастырь. Впрочем, исключительно суровые условия заключения и крайние предосторожности, принятые против Артемия, своей цели не достигли: он ухитрился в скором времени бежать из Соловков.
Основываясь на детальном анализе дошедших до нас данных о суде над Артемием, Н. Костомаров пришел к выводу, что как этот монах, так и Башкин с товарищами были осуждены невинно, т. е. были, в сущности, не столь далеки от православия, как это вытекало из сурового приговора. Вполне вероятно, что в своих еретических взглядах Артемий дальше религиозного либерализма не шел, но относительно Башкина сомнений, во всяком случае, не может быть. Как писал о нем «православный и христолюбивый и боговенчанный царь и великий государь князь всея Руссии самодержец», Матвей Башкин, по крайней мере до вынужденного пытками покаяния, был «богопротивный и лукавый безбожный еретик и отступник православныя веры». Выставленные против него пункты обвинения отнюдь не столь трафаретны и искусственны как обвинения, на основании которых был осужден Артемий. Начиная с отрицания таинства евхаристии и кончая утверждением, что иконы - «идолы окаянные», а божественные писания содержат в себе «баснословия», все свидетельствует, что он в религиозных своих взглядах находился под влиянием пришедших с Запада - может быть, действительно, через литовского аптекаря или лекаря - радикальных теорий, связанных с реформационным движением. Бесспорно, во всяком случае, то, что его религиозные сомнения были сильно окрашены социальными мотивами, совершенно несовместимыми с принадлежностью к «святой соборной, апостольской церкви».
Еще сильнее эти социальные мотивы проявляются в учении Феодосия Косого, «дело» которого находилось в тесной связи с процессом Башкина и представляло собою, повидимому, его непосредственное продолжение.
Косой по своему происхождению принадлежал к угнетенным слоям Московской Руси, к тяглому сословию, среди которого назревали к тому времени мятежные настроения. Он был холоп - «раб единого от слуг царевых». Не снеся тягостей рабства, он бежит от своего господина, т. е. прибегает к единственному выходу, имевшемуся на лицо: в бегах все недовольные и угнетенные тогда обретали желанную волю. Ему в вину ставили то, что при побеге он совершил кражу: взял коня и одежду. Но еще его сторонники, ссылаясь, между прочим, на пример израильтян при бегстве из Египта, взявших с собою находившееся в их пользовании имущество, вполне убедительно доказывали, что никакой кражи здесь не было: на коне Косой ездил и работал, следовательно, конь принадлежал ему, одежда же и другие вещи, хотя и получены были от господина, но выслужены им, т. е. являются вознаграждением за его труд. Эти сторонники его шли даже дальше, они восхваляли его за то, что он, применив ум и мужество, сбросил с себя цепи рабства. Тем самым они подчеркивали свое отрицательное отношение к существовавшему социальному порядку.
Вместе с другими мятежными холопами Косой ищет спасения в монастыре: поступление в монахи освобождало беглых от преследований. То обстоятельство, что в качестве прибежища он избирает один из монастырей Белозерского края, свидетельствует, что этот холоп уже в то время был обуреваем религиозными сомнениями; принадлежал к числу искателей правды. Его привлекала, конечно, слава белозерских пустынников, как людей, стоявших в оппозиции господствующей церкви и учивших новым путям спасения. Имеются известия, что одно время учителем его был вышеупомянутый «еретик» Артемий. Но ученик далеко оставил за собой учителей, и о нем-то уж во всяком случае нельзя сказать, что обвинение его в ереси было раздуто.
Ко времени суда над Башкиным и Артемием, Косой пользовался уже известностью, как «всех учитель изряден», и имел многих последователей. О его поимке в современных известиях говорится как о событии примечательном. Вместе с другими захваченными еретиками его привезли в Москву вскоре по окончании процесса Артемия и заключили на время следствия в один из монастырей. Он, однако, не стал дожидаться суда и неминуемого костра, а «приласкался» к страже и, воспользовавшись «послаблением от них», бежал сначала в северные края, а затем пробрался в Литву.
Подобно тому, как в свое время Иосиф Волоцкий сочинил «Просветитель», чтобы дать широкой публике опровержение еретических учений жидовствующих, так и ересь Феодосия Косого нашла правоверного обличителя. В этой роли выступил монах Отенского монастыря Зиновий, сочинивший огромную книгу под названием «Истины показание к вопросившим о новом учении». Здесь именно и находим мы единственное связное изложение взглядов Косого - «новое учение».
Прежде всего, из разглагольствований Зиновия Отенского мы узнаем о том, как учил Косой, о методах его пропаганды. Выведенные в книге последователи Косого говорят: «Попы и епископы - ложные учителя: они учат, а книг в руках не держат. Косой же - учитель истинный: он держит в руке книгу и всякое слово свое подтверждает чтением, и место, откуда прочел, показывает». Косой, следовательно, как это в обычае у сектантов и наших дней, пользовался авторитетом «священных» писаний для подтверждения всякого своего слова. Естественно, что «книга» тут играла роль исключительно подсобную, а главное заключалось в произвольных толкованиях текстов, выдергиваемых и прочитываемых по мере надобности. Благодаря этому приему, живое, понятное и простое слово подставлялось на место сухой и неудобопонятной книжной премудрости. И поскольку это слово соответствовало неоформившимся еще, но жгучим и настоятельным запросам темной массы слушателей, оно действовало с непреодолимой силой. Зиновий, конечно, не выдумал, заставляя сторонников Косого говорить, что «новое учение от многих приемлемо и похваляемо». Иначе и быть не могло, принимая во внимание наличие умственного брожения, неизбежно устремившегося в религиозное русло, и искусство пропагандиста.
Пропагандистом, таким образом, Косой был действительно незаурядным. Но и самое содержание его учений, дошедшее до нас, вероятно далеко не полностью, свидетельствуют о критическом и пытливом складе его ума.
Косой признавал только единого бога-творца. Божественное происхождение Иисуса он отрицал. «Если бы бог, - говорил он, - захотел воплотиться в человеческий образ, то неужели он избрал бы такой странный способ для этого? Подобает ли ему лежать в женском чреве? Достойно ли бога пребывать в таком нечистом месте и выйти на свет таким проходом?». Эта апелляция к здравому смыслу слушателя, напоминающая зубоскалов-безбожников позднейших времен, подкреплялась также и авторитетом писания. Ведь еще апостол Петр сказал, что Иисуса сотворил бог, а по символу православной веры выходит, что он его родил . Вообще же говоря, все иудейско-христианское учение о первобытной чистоте и бессмертии людей, о грехопадении и утрате образа и подобия божия и о необходимом вследствие этого искуплении и обновлении - сплошная легенда, не выдерживающая критики. Человек - такое же смертное животное, как и прочие живые существа, и никаких исключений из основного закона жизни не может быть. Как было до пришествия христа, что люди жили, размножались и умирали, пользовались здоровьем, если здоровое в них было вещество, или впадали в недуги, а после смерти истлевали, так и теперь, после этого пришествия, все продолжает итти изначальным естественным ходом. Какое же тут обновление или воздвижение человеческого естества?! Да, наконец, зачем это необыкновенное воплощение, - спрашивал Косой православных, - если по вашему же преданию бог мог своей рукой сотворить человека, а своим словом сотворил все сущее? Он мог бы своею рукою или же своим словом обновить свой образ и подобие в человеке.
Косой рекомендовал своим приверженцам чтение книг ветхого завета, именуя их «столповыми». Но это делал он не из тайной приверженности к иудейскому закону, как полагали некоторые чрезмерно дальновидные исследователи, а потому, что в этих книгах находил подтверждение своему учению об единобожии и потому, что в них вообще содержались многие вещи, соответствовавшие его мятежным стремлениям. Вспомним, какую роль в старину играли библейские рассказы во всех стихийных народных движениях Запада. Библейскую же легенду, как это видно из многих его высказываний, Косой, подобно христианской легенде, подвергал порою весьма едкой критике. Одно его сомнение о соответствии Адама образу божию говорит нам достаточно о том, что он не был свихнувшимся в иудейство начетчиком.
В библии находил Косой подтверждения и другим своим еретическим учениям, представлявшим сами по себе мало оригинального. Выступая, например, против поклонения иконами, он ссылался на обличение идолов Давида. Иконы, - говорил он, - такие же идолы. У них как и у идолов, написаны очи, уши, и ноздри, и уста, и руки, и ноги, и не могут ими действовать. Вы, мол, именуете себя православными; а на самом деле вы - идолопоклонники: построили церкви-капища и утвердили на стенах изображения мертвых. Такие же доводы находит он и в «премудрости соломоновой», ловко оборачивая их против своих врагов. Он отрицал затем всякие чудеса от икон и мощей. В мощи он вообще не верил и находил в разных священных книгах и историях достаточно оснований против поклонения мертвым и непогребения их. Мощи христианских святых он, между прочим, сравнивал с египетскими мумиями.
Также восставал он и против построения церквей и поклонения святым, какими бы праведниками ни были они при жизни. «Они, - говорил он, - называют себя Русью православною, а на самом деле они человекослужители и идолопоклонники, ибо понастроили церквей и в них утвердили, как идолов, на досках намалеванные изображения мертвых, а мертвецов этих положили в церквах в ковчеги, назвали их преподобными, праведными и святыми, поют им каноны, читают жития их, молятся мертвым и просят от них помощи, зажигают свечи, кадят ладаном и этим отводят людей от бога к мертвецам». Таким образом, Косой не верил ни в какое предстательство душ умерших перед богом за живых. Но верил ли он вообще в загробную жизнь, в ад и рай, в страшный суд и воскресение мертвых? Не говорил ли он, если не публично, то в сердце своем, как говорил еретический митрополит Зосима: кто умер, тот умер, я ничего больше нет? Судя по всему, Косой этот «небытный» взгляд разделял вполне.
Всякий внешний богослужебный культ Косой отвергает. Монах сам, он отрицает монашество. Все это - человеческие обычаи и предания, от которых нужно попросту «отскочити». Долой монастыри и церкви, долой епископов и попов, долой молитвы, покаяния, посты, исповедь, причастие, крещение, отпевание, поминание! От религии остается голая вера в бога-отца людей и любовь к ближнему, как единое правило человеческого поведения. Но эта любовь к ближнему, в противоположность традиционной христианской любви, не является, призывом к смирению и примирению со злом. Нет, Косой зовет именно к сопротивлению, к активной борьбе со злом. Надо не только «кресты и иконы сокрушати», но и по мере сил уничтожать все, стоящее на пути к братству людей.
Беглый холоп московского боярина, подобно западным религиозным бунтарям, утверждает национальное и социальное равенство. Все люди одинаковы - и татары, и немцы, и русские, поэтому не должно быть войны. Властей предержащих не должно быть. Не подобает «земских властей боятися и дани даяти им». Имущество должно быть общим, как это было в общинах первых христиан.
Если в ереси Башкина можно с большим основанием предполагать прямое влияние извне, то относительно «духовного анархизма» Феодосия Косого такое предположение недопустимо. В его взглядах следует видеть самостоятельный, но ранний и еще незрелый плод того крестьянского движения, которое неоднократно прорывалось наружу в эпоху смуты в XVII веке.
Как мы сказали выше, Косой бежал в Литву, как ранее его бежал осужденный на неисходное пребывание в Соловецкой тюрьме бывший игумен Артемий. Поведение этих двух представителей российского свободомыслия XVI века на чужбине, в обстановке большой сравнительно религиозной и политической свободы, весьма показательно. Артемий круто повернул назад к православию и в своих литературных выступлениях стал защищать те самые догматы, против которых он, повидимому, боролся на родине. Наоборот, Феодосий Косой, если и подверг пересмотру свои взгляды, то в сторону согласования их с западным религиозным радикализмом. Повидимому, он умер в скором времени «своей смертью». Его ученика Фому, прибывшего вместе с ним за границу, человека пламенного, красноречивого и ученого, за то постигла жестокая участь. Когда Иван Грозный зимою 1563 года овладел Полоцком, он приказал потопить Фому в проруби реки Зап. Двины.
Ересь Башкина и Косого
Полемика против жидовствующих была только возбудителем для усиленной трактовки назревших больных и больших внутренних вопросов практического богословского и просветительного характера. XVI век, век усиленного московского государственного собирания Руси, был и веком попыток разрешить большие внутренние идейные вопросы в русской церкви. Стоглавый Собор, отразивший в себе эти усилия, уже не удостоил даже упоминанием соблазнительный факт бывшей ереси жидовствующих. Фактически она вымерла, вышла из моды. Новую пищу для критических умов занесло и на Русь огромное общеевропейское реформационное движение. Родная по языку и православию закордонная Литовская Русь была заразительно охвачена и взволнована извне занесенной реформационной бурей, ускорившей там процесс латинской реакции и насильственного введения унии. Москва не могла быть идейно незатронутой этими волнениями. Взаимная инфильтрация русских элементов через свободно открытую границу двух соседних государств переплела в эту эпоху несколькими общими именами историю духовных движений в двух формально разделенных частях Руси. B этом порядке неудивительно, что эпизод протестантских увлечений в Литовской Руси выходит на поверхность и в Москве.
Уродливый соблазн движения жидовствующих нашел почву в длительном застое мысли русского средневековья. Религиозная мысль, неутоленная торжественным шумом благолепных организационных начинаний митрополита Макария и Ивана Грозного, вернулась к тому критицизму и искательству, которое было приглушено гонением на жидовствующих. Теперь явно новым ферментом брожения явилась идущая из-за литовского кордона струя реформационного свободомыслия. Нельзя сказать, чтобы это свободомыслие, как и три четверти века тому назад в Новгороде, задело теперь в Москве широкие группы населения. По-прежнему тут незначительное, сравнительно обеспеченное столичное меньшинство. Взволновавшие его вопросы бесспорно протестантского происхождения.
Вскоре после парада Стоглавого Собора, в великом посте 1553 г. на исповедь к протопопу кремлевского придворного Благовещенского Собора, о. Симеону, пришел сын боярский, Матвей Семенович Башкин. Этот сын духовный показался протопопу «необычным». Сомнения и вопросы, поднятые им на исповеди, вовлекли духовного отца в сравнительно длительное и нелегкое общение с «необычным» духовным сыном. Все это вскоре выплыло наружу на духовном суде над Башкиным под руководством самого всероссийского митрополита Макария. Исповедальные беседы о. Симеона с Башкиным в том же году уже в Петровом посту смутили его настолько, что он рапортовал обо всем личному духовнику молодого царя, Успенскому протопопу Сильвестру. После чего и решено было провести этот необычный исповедальный казус через соборный суд. По письменному докладу о. Симеона, адресованному митрополиту, дело было так: на исповеди Матвей говорил духовнику: «великое-де дело ваше, написано деи: ничтож сея любви больши, еже положити душу свою за други своя. И вы-де по нас души своя полагаете и бдите о душах наших, яко слово воздати вам в день судный. И после того приезжал ко мне на подворье, да чол беседы евангельския, да учал мне говорити: Бога ради пользуй мя душевно. Надобеть-де, что написано в беседах тех честь, да на слово не надеятись, быти б и делом свершитися. Да все-де начало от вас. Прежде вам священником собою начало показати, да и нас научити. Да тутож в Евангелии есть «научитеся от Мене, яко кроток есмь и смирен сердцем, иго бо Мое благо и бремя Мое легко есть». Ино-де которая нужа человеку быти смирну, кротку и тиху? То-де все, что на вас лежит. Первое-де вам творити, да и нас учити. И после того прислал по меня человека, и я к нему приехал. И учал он говорити: во апостоле-де написано: «весь закон в словеси скончавается возлюбиши искренняго своего яко сам себе, аще себе угрызаете и снедаете, блюдите, да не друг от друга снедени будете». А мы-де Христовых рабов у себе держим. Христос всех братьею нарицает, а у нас-де на иных кабалы, на иных - беглые, а на иных - нарядные, а на иных - полные. А я-де благодарю Бога моего, у меня-де што было кабал полных, то-де есми все изодрал, да держу-де, государь, своих добровольно. Добро-де ему, и он живет, а не добро - и он куды хочет. А вам отцем пригоже посещати нас почасту и о всем наказывати, как нам самим жити и людей у себя держати и не томити».
По соглашению с царем и после предварительного допроса, Матвея Башкина фактически арестовали и перевезли под руководство двух опытных старцев в Иосифов Волоколамский монастырь. Башкин сначала запирался, утверждая чистоту своего православия, затем нервничал, взрываясь против отцов духовных, грозя им гневом Божиим, наконец, пришел к раскаянию и, по словам судебного акта, «исписа своею рукою и всем подлинно: и свое еретичество и хулы на своя единомышленники». «А злое учение принял он от литвина Матюшки оптекаря да Ондрюшки Хотеева, латынников». Хотя эти лица и называются в процессе иногда по паспорту «поляками», но вернее всего, что это были русские из Литвы, фармацевты по профессии и протестанствующие вольнодумцы по моде того момента, когда в либеральное царствование Сигизмунда II Августа (1544-1572 гг.) сначала пропылал эффектный пожар протестантских увлечений, а затем быстро расцвела побеждающая сила молодого иезуитского ордена. На время Литва Сигизмунда II Августа стала обетованной землей протестантства. Сами крайние еретики, новые антитринитарии, братья Социны - Лелий и Фауст, изгнанные из Германии, нашли для себя прибежище под короной вольной Польши в 1551 году. Иезуитская реакция вскоре победоносно обуздала заразу вольномыслия, но не отменила конституционной свободы, органически свойственной Польше. С той поры кальвинизм обосновался в Польше навсегда. И та же конституционная свобода служила зашитой и русскому православию. Русские беглецы на Москву заносили оттуда заразу протестантского критицизма. А гонимые Москвой еретики в свою очередь бежали в Литву, как в страну сравнительной религиозной свободы. Протестантский рационализм у москвича Башкина не был только заимствован из внешнего литовского источника. Как показало московское следствие, сравнительно давно подавленное вольномыслие жидовствующих продолжало бытовать в московских северо-западных, «заволжских» пределах. Эпигоны жидовского вольномыслия таились здесь от начала XVI века в гостеприимных для них монастырях нестяжательского толка. Тронутым всякого рода вольномыслием москвичам ясно было, куда обращаться за поддержкой и углублением в церковном критицизме. Там, в Заволжье протестовали против смертной казни еретиков. Там, у вельможного старца Вассиана Патрикеева спасались два монаха, обличенные в жидовстве. Башкин путешествовал в Заволжье для научения. Никоновская летопись говорит: «Да и на старцев на заволжских говорил, что его злобы не хулили и утверждали его в том». Башкин был не одинок. Из своей компании он указал на братьев Борисовых, Григория и Ивана, по видимости тоже москвичей. После покаянного испытания в Волоколамском монастыре, в декабре того же 1555 года освященный собор на Москве осудил даже и покаявшегося Башкина и его сотоварищей на пожизненное заключение: Башкин в. Иосифов монастырь, Иван Борисов на Валаам, другой Борисов тоже в северный монастырь. Суд и наказание были произведены в духе осифлянской строгости, ибо и сам митрополит Макарий был иосифлянином по убеждениям. Современная событиям рукопись Волоколамского монастыря из собрания Московской Духовной Академии № 362 гласит: «Осудил их государь царь православный, князь великий, Иоанн Васильевич да преосвященный Макарий митрополит и со всем священным собором в лето 7062-е декабря и в заточение их разослали. Матвей Башкин - привезли его в Иосифов декабря 22, в пяток. Привез Герман архимандрит» (это будущий святитель казанский). Никоновская летопись подводит итог: «Осудили еретиков неисходными быти, да не сеют злобы своея роду человеческому». Но кое-кто из них нашел исход. Иван Борисов с Валаама убежал в Свейскую землю. Бегство в протестантские страны от преследований церковных было в моде того времени. Фигура Матвея Башкина не из калибра ересиархов. Он только честная по-своему и мужественная жертва пропаганды.
Через показание Башкина открыта была другая фигура, действительного ересиарха - Феодосия Косого. Это был русский протестант, взращенный на той же почве продолжавшегося скрытно жидовствующего вольномыслия, оживленного заносным протестантизмом. Благоприятной средой для него были те же Заволжские монастыри. Феодосий был дворовый боярский человек из Москвы, бежавший и постригшийся на Белом Озере. Его религиозное вдохновение было так бесспорно для его господина, что тот с почтением продолжал общаться с своим беглым холопом. Тотчас после осуждения Башкина, в начале 1554 г., Феодосия привезли с Белоозера и поместили под надзор в монастыре в Москве. Затем судили и осудили его. Но Феодосий сбежал в Литву, где и развил свое протестантствующее вольномыслие в общении с Социнианами до резких крайностей… Узнаем мы о доктринах Феодосия из двух обстоятельных полемических сочинений, принадлежащих перу двух книжных монахов московской церкви. В Литовской Руси не нашлось в ту пору достаточно грамотных богословов, чтобы сразиться с Феодосием. Под заголовком «Послание Многословное» остающийся нам неизвестным инок, может быть, соседнего с Литвой края, пишет свой трактат по просьбе двух православных из Литовской Руси, приславших автору изложение ересей Феодосия. Спустя десятилетие, по аналогичному запросу пишется другое обширное и весьма основательное богословское сочинение под заглавием «Истины показание к вопросившим о новом учении». Автор его инок Зиновий из Отней пустыни на реке Большой Вишерке, приблизительно с полсотни верст к северо-востоку от Новгорода. Иноку Зиновию посвящена диссертация Федора Калугина (СПБ, 1894 г.). Зиновий являет собой фигуру крупного писателя своего времени. Человек широко начитанный в богословии, ученый самоучка XVI века. Взялся он за перо в 1566 г. по просьбе трех лиц, соблазненных ересью, но ищущих наставления. Это были два монаха из Старой Руссы и один мирской человек. Пришли искать совета у Зиновия. Очевидно, Зиновий знал, что пропаганда затронула в этих краях очень многих, и потому счел нужным написать целую книгу. Из «Послания Многословного» и «Истины Показания» выступает картина крайнего антицерковного рационалистического сектантства, догматически антитроичного, даже с уклоном и в социальный экстремизм.
Бог в строгом смысле Един. Иисус Христос - не Бог. Церковь - это только сообщество верующих. А все внешнее в ней есть человеческое предание и измышление, подлежащее отвержению. Храмы - это кумирницы, иконы - идолы, иерархия - лжеучители, идольские жрецы. Со всем этим нужно разорвать. Никаких таинств. Причащение - это простой хлеб и вино. Покаяние - самообман. Перестал грешить, вот и нет греха. Надо сокрушать как идолов не только иконы, но даже и кресты. Святым и мощам не поклоняться. Святых отцов не читать. Посты и монашество отбросить. Все это - человеческое предание. Никого на земле отцами не титуловать, как и запрещено в Евангелии. Все эти предания - человеческое измышление. Все люди, со всеми их разными верами и языками, одинаковые дети у Бога. Эта идея религиозного равенства пред Богом вдруг соскальзывает у Косого в радикализм социальный. Без всякого углубления и развития брошены революционные лозунги: не надо ни властей, ни войны.
Бесспорно живет еще у новых ересеучителей старая доктрина жидовствующих. Пятикнижие Моисеево называется «Столповыми книгами» за утверждаемое ими единобожие. Возвещенный Моисеем Единый Бог не мог превратиться в Троицу. Иисус Христос - посланник Божий отменил ветхозаветную обрядность и открыл новую высшую заповедь поклонения Богу в Духе и истине и заповедь о любви к ближним. Из апостольских писаний отрицалась подлинность авторства ап. Павла за посланием к Евреям. К преданию доктрины жидовствующих у Косого присоединено и влияние антитринитарства Социнианского. Писания отеческие характеризуются как баснословие, В них лишь малая доля истины. Косой, видимо, вдохнул в себя дыхание крайних протестантских веяний.
Насколько в Московском государстве, хотя бы и в Белозерских только дебрях, было распространено такое вольномыслие, трудно судить. Но, по признанию самого Башкина, таким критицизмом заражены были «многие». При допросах по делу Башкина некоторые его единомышленники признавались, «что святым иконам не поклонялись, да и уложили перед сего под казнью, что им и впредь святым иконам не поклонятись». Если речь идет даже о какой-то клятве и «казни» за ее нарушение, стало быть, это была группа достаточно организованная и могущая терроризовать отступника и мстить ему. Более всего подходит к такой сплоченности уже готовая форма монастырских групп. Курбский, в это время перекочевавший в Литву, более определенно говорит, что среди монахов Кириллова Белозерского монастыря есть секта, которая считает авторами соборных апостольских посланий не апостолов, а старцев-пресвитеров. Типичный лево-протестантский критицизм. Тот же Курбский сообщает нам, что по указу царя Ивана IV митр. Макарий «повелел оных ругателей везде имати, хотяше истязати их о расколах их, ими же церковь возмущали и где елико аще обретено их, везде имано и провожено до места главного московского, паче же от пустынь заволжских, бо и тамо прозябоша она ругания». О некоторых из этих вольнодумных монахов мы узнаем поименно в связи с возникшим на этой почве делом игумена Артемия.
Из книги Вера Церкви. Введение в православное богословие автора Яннарас ХристосДогмат и ересь Итак, путь Богопознания представляет собой образ жизни, а не образ мыслей. С другой стороны, известно, что сама Церковь выработала определенные теоретические положения, или догматы веры, как их принято называть сегодня. Не возникает ли здесь
Из книги Православное Догматическое Богословие автора Помазанский Протопресвитер МихаилЕресь и кафоличность В истории Церкви термин «православие» появляется для того, чтобы отличать истину от ереси, однако и то, и другое - как ересь, так и православие - соотносятся не с теоретическими принципами, но с событиями жизни. Ересь есть отделение от церковной
Из книги Справочник по ересям, сектам и расколам автора Булгаков Сергей ВасильевичЕресь Монофизитов, или ересь Евтихия Ересь монофизитов возникла в среде александрийских монахов и была реакцией на несторианство, умалявшее Божественную природу Спасителя. Монофизиты считали, что человеческая природа Спасителя была поглощена Его Божественной
Из книги Полная история Христианской Церкви автора Бахметева Александра НиколаевнаБашкина ересь Башкина и Косого ересь явилась в Москве в 1553 г. Последователи ее не признавали Божества Сына и равенства его с Отцом, евхаристию считали простым хлебом и вином, иконы звали идолами, отрицали покаяние, утверждая, что как перестанет человек грешить, хотя бы и
Из книги Полная история христианской церкви автора Бахметьева Александра НиколаевнаМаркелла ересь Маркелла ересь названа так по имени своего основателя - Маркелла, еп. Анкирского (†371 г.). Учение его состояло в следующем. Сын Божий до воплощения не имел личного бытия, но всегда нераздельно существовал в Боге Отце, как Его вечное слово. Воплотившись во
Из книги ТРАДИЦИЯ. ДОГМАТ. ОБРЯД автора Кураев Андрей ВячеславовичФотина ересь Фотина (епископа сирийского) ересь состояла в том, что Христос был простой человек, одушевленный только Словом Божьим. Она была осуждена на Втором Вселенском
Из книги Апостольское христианство (1–100 г. по Р.Х.) автора Шафф Филип Из книги Лествица, или Скрижали Духовные автора Лествичник ИоаннГлава VIII Ересь Нестория и Третий Вселенский Собор. Ересь Евтихия и Четвертый Собор. Пятый Вселенский Собор Едва утихли на Западе споры о пелагианстве, как на Востоке началось сильное волнение по поводу лжеучения Нестория. Антиохийский пресвитер Несторий был избран в 428
Из книги Очерки по истории Русской Церкви. Том 1 автора Карташев Антон ВладимировичЕресь Но что же есть тогда ересь? В собственно церковном смысле ересь есть искажение известной христианской истины. От ереси отличаются внецерковные учения, с которыми борется апологетика, а не догматическое богословие. В самом же церковном богословии, кроме догматов,
Из книги Никейское и посленикейское христианство. От Константина Великого до Григория Великого (311 - 590 г. по Р. Х.) автора Шафф Филип Из книги Теологический энциклопедический словарь автора Элвелл УолтерЕресь Кто есть еретик? .С каким различием принимает Церковь покаявшихся еретиков и блудников? .Неверных и еретиков - спорливых, по увещании, должно отрицаться, а желающих научиться истине не должно отвергать. .Как бесы стараются ввергнуть людей в ереси и
Из книги Суздаль. История. Легенды. Предания автора Ионина НадеждаЕресь Башкина и Косого Полемика против жидовствующих была только возбудителем для усиленной трактовки назревших больных и больших внутренних вопросов практического богословского и просветительного характера. XVI век, век усиленного московского государственного
Из книги Свободомыслие и атеизм в древности, средние века и в эпоху Возрождения автора Сухов А. Д. Из книги автораЕресь(Heresy). Греч, hairesisможет означать: (1) "выбор", как, напр., в Лев 22:18, 21 (Септ.), где "мирная жертва по выбору" (в синод, пер.: "по усердию") подразумевает "добровольное жертвоприношение"; (2) "особое мнение"; единственный пример обнаруживается в НЗ, во 2 Пет 2:1, где говорится о
Из книги автораСкопческая ересь На рубеже XVIII–XIX веков (и позднее) Спасо-Евфимиев монастырь принял нескольких узников скопческой ереси, рассказу о которых будут посвящены отдельные главы. Сейчас же, чтобы ввести читателя в суть вопроса, мы постараемся рассказать лишь об истории и
Из книги автораДаосская «ересь» Под влиянием социальных и идеологических процессов, происходивших в империи, конфуцианство продолжало трансформироваться. На рубеже нашей эры в нем образовалось два основных толка: мистический, продолжавший линию иррационализма, школа «Новых текстов»
