Этот метод ругали все, кому не лень, за то что он предполагает постоянное, неизменное состояние объекта. Но ведь это всегда правильно: говоря о некоторой вещи, мы должны считать ее одной и той же! Слово «метафизика» (от греч . «после физики») придумал Андроник Александрийский, который взялся систематизировать все труды Аристотеля. Трактаты о природе он назвал «физикой», а трактаты об основаниях и причинах соответственно «метафизикой». Основанием метафизического метода мышления стала формальная логика («форма» – внешность, «логос» – слово) великого мыслителя античности Аристотеля. Он создал учение о правильных формах мышления, которые не зависят от содержания наших мыслей. О чем бы мы ни рассуждали, если мы будем следовать правилам, то результаты наших рассуждений будут правильными.
Аристотель сформулировал принципы формальной логики. Принципами называют исходные положения или аксиомы, которые принимаются без доказательств. Это первоначальные правила. Их в формальной логике три.
Принцип тождества: нельзя говорить одно и то же о разном; рассуждая, говори всегда об одном и том же предмете.
Принцип непротиворечия: нельзя говорить разное об одном и том же; нельзя что-то утверждать и это же отрицать одновременно.
Принцип исключенного третьего: говорить надо что-то одно: либо «да», либо «нет». Что сверх того – то от Лукавого!
Прекрасные правила! Если бы они работали…
Увы! Еще в древности обнаружились парадоксы (от греч . paradoxos – неожиданный, странный). Самый знаменитый – парадокс Лжеца. «Все Критяне – лжецы», – сказал критянин Эпименид. Но, поскольку он сам критянин, он солгал. Следовательно, критяне – не лжецы. Но тогда Эпименид сказал правду, и, следовательно, все критяне – лжецы, и т. д.
Этот парадокс разрешается легко: некоторые критяне – не лжецы. Но когда появилась математическая теория множеств Георга Кантора и в ней обнаружился знаменитый парадокс Рассела, то стало понятно: в математике не все правильно! Не будем обращаться к формулам теории множеств, но приведем следующий пример. В воинской части служит парикмахер, которому отдан приказ: он обязан брить тех и только тех военнослужащих, которые не бреются сами. Вопрос: должен ли он брить самого себя? Нет ответа. Парадокс Рассела!
К исследованиям проблемы парадоксов прибавились исследования таких знаменитых логиков, как Джон Буль и Джон Стюарт Милль. Они создали модальные и многозначные логики. Далее можно говорить о тысячах математиков и логиков, которые сделали логику частью математики, а математику превратили в логику.
Диалектический метод мышления
История диалектического мышления началась с Гераклита Эфесского. Именно он писал о том, что все есть вражда и война и все сущее есть борьба противоположностей: холода и тепла, мира и войны, любви и ненависти. Но суть диалектики не в этом. Суть в том, что одна противоположность всегда есть продолжение и дополнение другой. Кого мы больше всех ненавидим? Тех, кого любим! Кому мы творим зло? Тем, кому искренне желаем добра!
Приведем чисто научные примеры. В физике существуют такие понятия, как абсолютный ноль температуры по шкале Кельвина или предельная скорость – скорость света по теории относительности Эйнштейна. Однако и та и другая величины – это асимптоты, которые реально недостижимы и представляют собой предельные идеализации физических параметров. Великий систематизатор диалектики Георг Гегель утверждал крайне категорично: наличие противоречия есть критерий истины, отсутствие противоречия есть критерий заблуждения, поскольку действительность постижима лишь в крайностях и через их противоположность может быть выражена понятием .
Но что значит мыслить диалектично? Следует всегда учитывать крайности, но никогда в них не впадать! Нужно всегда помнить о том, что никогда нельзя доходить до предела. Нужно знать, где та черта, за которую заходить невозможно! Диалектический ум – мудрый ум. Когда великого философа Жана-Жака Руссо спросили о том, мудр ли он, мыслитель ответил: «Я невежественный глупец. Но я, по крайней мере, знаю об этом и стремлюсь свою ограниченность преодолеть».
Принципы диалектической логики сформулированы в разное время и разными авторами. Таких принципов три.
Принцип Гераклита: Все течет, все меняется, и в одну и ту же реку нельзя войти дважды! Это принцип развития : любое явление, любой фрагмент реальности следует мыслить в его эволюции, в процессе изменения. Однако как река течет все в тех же берегах, так и существование есть вечный круговорот вещей и событий.
Принцип Парменида: Ничто не возникает из ничего и не исчезает в ничто, но все возникает из другого и переходит в другое. Это принцип всеобщей взаимосвязи и взаимообусловленности явлений : никакой фрагмент реальности не существует в изоляции, он откуда-то берется, к чему-нибудь приводит и связан с тем, что его окружает.
Принцип Августина: Все, что есть здесь и сейчас – наше «сегодня» – рождено нашим «вчера» и само есть лишь приготовление и предвосхищение нашего «завтра». Это принцип историзма : любой фрагмент реальности следует рассматривать в процессе обновления и непрерывного перехода прошлого в настоящее и будущее. Поток изменений необратим и никогда не поворачивает вспять, поэтому нельзя вернуться в прошлое время и изменить те причины, которые определили сложившееся ныне положение вещей. Существование анизотропно, т. е. является вектором.
В.Б. Терехов
Метафизика в науке: парадоксы картины мира
[В 2001 году эта статья была предложена для публикации журналу "Вопросы философии" (объем 1 авт.лист – максимальный по условиям редакции). Однако не была опубликована. Статья содержит тезисное описание метасистематики как концептуальной идеи]
1. Имитационное моделирование
Во второй половине XX века появились научные модели интеллекта в рамках различных кибернетических теорий: теория динамического моделирования Дж. Форрестера и теория эвристического моделирования академика Н.М. Амосова , использовавшие имитационный метод моделирования: умозрительные гипотезы и построения, экспериментальной проверки в обозримом будущем не предвиделось. Были предложены научные объяснительные модели сложных психических явлений интеллекта: сознания, чувств, творчества, озарения, и т.п. Моделируется динамика механизмов мышления. Амосову в то время не удавалось заинтересовать этими моделями физиологов и психологов .
Структура искусственного интеллекта уровня человека предполагается подобной структуре естественного (преодолён антропоцентризм), и такие феномены как сознание, чувства или способность к творчеству уже рассматриваются как конструктивно необходимые. Н.М. Амосов использует новый термин: интегральное чувство "приятно-неприятно" (Пр-НПр), который сопоставим с понятием аффективного тонуса у И.П. Павлова. Механизм сознания рассматривается как алгоритмический модуль: система усиления-торможения (СУТ), а сознание определено как "движение активности по значимым моделям" . Формулируется понятие интеллектуальной модели (информационной последовательности или нейронного ансамбля) как образа, чувства, мысли. Описываются функции сознания, физиологических потребностей и убеждений, общество искусственных интеллектов (ИИ).
Модели различных уровней в психологии описывают системы ролевого социального поведения, а круг практических задач определяется идеями улучшения социальной адаптации, оценки личности, её изменения и управления. Психологические теории моделируют личность путём описания интеллекта, рассматриваемого "извне", сравнительного анализа индивидов и классифицирования по группам, описания ролей, характера. Сравнивая такой подход с теорией Н.М. Амосова можно отметить, что его теорию не корректно относить к психологии. Быть может, следует применить какой-нибудь новый термин - например, киберпсихология?
2. Философия и междисциплинарные концепции.
Новые кибернетические теории находятся в междисциплинарной области. Отец кибернетики, Норберт Винер, в книге "Я - математик" советовал искать новые задачи на стыке известных дисциплин. Понятия кибернетических теорий и философии пересекаются: достаточно упомянуть хотя бы понятие сознание. Философская мысль присутствует в естественнонаучном исследовании, и, наоборот, естественнонаучная мысль формирует мировоззренческие концепции. Научные работники могут возражать против навязывания идеологических стереотипов, а это было, например, в бывшем СССР, можно сомневаться и в конструктивности перенесения естественнонаучных концепций в сферу мировоззрения, как это произошло с идеями швейцарского физика И.Пригожина.
Нельзя дать простое и бесспорное определение философии и метафизики. Продукт философского творчества - словесные рассуждения. Связанные словесные рассуждения невозможны вне логики, а философское исследование - выражение трансформации самой логики. Часто умозрительные построения, не опирающиеся непосредственно на эксперимент, называют метафизическими. В XVII веке естествознание переносит акценты на экспериментальное исследование. Формируется мнение, что роль метафизики, как умозрительных построений, должна быть ограничена, а на первом плане должна быть экспериментальная верификация. Позже вновь возрождается интерес к метафизике. Н.Винер ссылается на метафизику французского философа Анри Бергсона , и использует его метафизическое понятие длительность.
На протяжении тысячелетий развития цивилизации появилось множество различных концепций и систем взглядов, многие кажутся антагонистическими. Мировоззрение содержится в естественнонаучных теориях в неявном или явном виде. Задачей фундаментальной научной теории часто считают построение соответствующей ей картины мира. Различия ещё более существенны, если сравнивать крупные пласты человеческой культуры: философию, религию, науку, искусство. Но при столь пёстрой картине и различиях во всём этом многообразии есть нечто общее.
3. Ядро метафизики.
Т. Кун сформулировал понятие научной парадигмы. Если рассмотреть любую парадигму, можно обнаружить, что она структурирована и представляет собой комплекс идей, методов и т.д. Две различные парадигмы могут иметь общие идеи, - так сказать, парадигму парадигм. Существует ли некое ядро, парадигма парадигм всей человеческой культуры, рассматриваемой за период времени, доступный для исторического исследования? Действительно, есть такое метафизическое ядро, которое можно назвать каноническим, т.к. оно неявно и устойчиво .
Это ядро можно охарактеризовать как космологизм представлений о Вселенной: Вселенная описывается как модульная система. Представления о многослойной, модульной вселенной есть в самых древних мифологических представлениях об устройстве Мира. Есть, например, схема трёхкомпонентная: Земля, Небо, Преисподняя. Такая схема принята в вавилонской, библейской и мусульманской космологиях. Известны также многочисленные древние представления о дереве мира. Развивал космологическую концепцию Птоломей; он описывал космическое веретено (ось мира), которое образовано восемью вложенными друг в друга полусферами. В подробном, красочном и наглядном виде космологическая схема представлена у Данте Алигьери в его "Божественной комедии". Его схему отличает наличие модульных уровней. Такие описания Мира неадекватны ему.
Представление о простоте мира, возможности всеобщей пирамиды - результат методологической предпосылки о возможности моделирования устройства мира схемой структурной пирамиды. Эта схема состоит из элементов. Можно провести аналогию между такой схемой и чертежом механического устройства, состоящего из конструкционных модулей или сборочных узлов, которые в свою очередь состоят из субмодулей или подузлов (подузлы из "под-подузлов", и т.д.) и деталей. Схема - всегда простая модель; простая модель может быть тождественна только простой моделируемой системе. (Под простой системой понимается иерархическая модульная структура независимо от числа её уровней и элементов).
Эти представления зародились в древнейшие времена, когда человек только-только начинал задумываться над фактом существования Вселенной. Первобытный человек-философ начинал рассуждать об устройстве Мира, но не включал в его схему самого себя, так как рассматривал Мир в силу инерции метода отдельно от себя, а именно, так же как и любую другую вещь с позиции стороннего наблюдателя. Затем он и его последователи стали замечать возникающие парадоксы в рассуждениях, но вместо того, чтобы отказаться от парадоксальной картины мира, они продолжали её достраивать, модифицировать и маскировать тупики парадоксов. Они выделяют понятия времени, развития, становления и движения как всеобщие понятия: категории. Эти категории являются слоями, модулями картины мира. Категории характерны для канонического метафизического мышления, которое поэтому можно назвать категориальным мышлением. Достройка схемы не устраняет парадокс, так как устранить его принципиально невозможно. Затем у философа появляется идея о некоем всемирном разуме или иное категориальное понятие, которое "как плащ фокусника" должно окончательно скрыть парадокс всемирной пирамиды. Он не замечает при этом, что такой всемирный разум - это тень его собственного разума, падающего на придуманную им метафизическую схему. Тень того самого разума, который был исключён из картины мира. В современной культуре, - в философии, естествознании, искусстве и обыденном мышлении, - сохраняется это ядро. Наука и философия - мифологизированы . Философия кажется немыслимой без философских категорий, а наука без всеобъемлющих понятий. Понятием стремятся придать однозначность, а понятийный аппарат организовать как иерархию; такой подход - исключающее классифицирование.
Тоталитарные идеологии, в основе которых лежит простая метафизическая картина мира, призывает к единству и чистоте своей идеологической пирамиды. Но в пирамиде всегда скрыт неразрешимый парадокс, а призыв к "окончательному решению какого-либо вопроса" часто означает призыв к насилию над личностью и жизнью.
Можно провести параллели между отдельными простыми космологическими схемами античности и некоторыми научными теориями XX века. Вот, например, миф о хаосе. В "Геогонии", Геосида, "Илиаде" и "Одиссее" Гомера можно найти описание рождения мира из хаоса. Всё возникло из хаоса - весь мир и бессмертные боги. Этот миф как бы противостоит подробно детализированным описаниям многослойных схем мира, но только на первый взгляд. Представление о простоте мира присутствует и здесь. В схеме есть дополнительная пирамида - представление о всеобщности развития и времени. Мир возникает из хаоса, он имеет начало. Основная пирамида имеет два слоя (двухкомпонентная схема): бессмертные боги и остальная часть Мира. При более глубоком анализе можно обнаружить категорию, скрытую в контексте: это самоорганизация. В XX веке античный миф о хаосе возродился в теории физика Ильи Пригожина (синергетика). Несмотря на "неблагородное" происхождение (синергетика - физическая теория) она стала претендовать на роль новой философии и универсальное применение.
Ещё одна теория XX века - теория физического вакуума, или психофизика. Физический мир рассматривается как надстройка над физическим вакуумом. Начав с этого, психофизики затем стали усложнять физическую картину мира. В одной теории психофизики физический вакуум становится уже многослойным, он состоит из семи уровней различных вакуумов и торсионных полей. Вслед за идеей многоуровневого расслоения физического вакуума у автора возникает мысль о существовании Божественного Сознания, плана и замысла.
Физику почти невозможно представить без использования понятий время и пространство, которые понимают как категории простой модели - физической картины мира. В квантовой механике есть понятие пространственно-временной континуум: схема усложняется, становится иерархически двухуровневой. Стой пространственно-временного континуума состоит из пространства и времени, как слоёв второго уровня (субмодули схемы). Но не только в физике обнаруживается каноническое ядро. С развитием информатики появились представления об информационных полях; мир представляется матрёшкой, состоящей из вложенных друг в друга структурных пирамид. Так рождаются новые мифы.
4. Метафизика и метасистематика.
Каноническое ядро начинает трансформироваться. Как отметил С.С. Гусев , "... "идея простоты мирового устройства", с которой связано формирование первых научных описаний, в последнее время энергично вытесняется ориентацией на простоту теории". Схемы категориального мышления обнаруживают свою неадекватность сложности, она определяется скрытым в них парадоксом: исключением наблюдателя из картины мира. История показывает, что столетиями творческая мысль пыталась не отказаться от этого парадокса и принять иную логическую схему, а завуалировать его, подменить другим парадоксом, затем третьим, и т.д. В модификации и трансформации теоретических построений наблюдается преемственность. Такая трансформация парадоксов концептуальных схем является доминирующим способом развития естественнонаучных, философских, религиозных и иных концепций, причём в практическом плане - результативным. Парадоксы, - или "аномальные зоны науки" , - служат маяками, на которые ориентируется творческая мысль, и к тому же являются мощным стимулятором творческого процесса. В искусстве парадоксы - способ создания эмоционального напряжения и разрядки. Они используются и в практике манипулирования сознанием.
Но в определённых вопросах каноническая метафизика оказывается тормозом. Необходима альтернативная идея. Излагаемая здесь концепция имеет иное логическое ядро. Метасистематика - своего рода мета-метафизика, или анти-метафизика .
Если считать, что Вселенная включает в себя всё, то вне Вселенной не может быть ничего. Вселенную невозможно наблюдать "извне" и "рисовать" картину мира как модульную схему. Научное познание, как указал Т. Кун , начинается с систематизации и классифицирования. Такие понятия как система, структура, объект, сравнительный анализ и т.д. прочно вошли в научный лексикон. Но адекватно ли они понимаются, и какое значение вкладывают в него исследователи в контексте прикладных работ? Если рисуется картина мира, то, что представляет собой эта картина, - систему? - А что представляет собой сам "рисуемый" Мир, - систему ли?
Необходимы новые определения. Вот одно из типичных на сегодняшний день определений понятий система: "Система - это совокупность элементов, связанных общей функцией" ; но корректнее дать такую дефиницию: система - структура соответствующих элементов, рассматриваемая в отношении иных систем. Если система рассматривается "изнутри", то рассматривается её структура. Если система рассматривается "снаружи", то рассматривается её отношение к иным, "внешним" системам и объектам. Отношение к внешним системам - это параметры, функции, свойства, атрибуты и т.п. рассматриваемой системы или объекта. Эти отношения могут систематизироваться,и рассматриваться как структура атрибутов: параструктура . Преимущество нового термина в том, что он не вуалирует структурированность атрибутов и не навязываетнеявно представление о всеобщности времени, как слово "функция". Далее, - понятие "субстанция". Под субстанцией понимается система рассматриваемая "снаружи", автономная система как чёрный ящик (система, существующая обособленно), структура которого неизвестна или не рассматривается. Т.о., исследуемую систему можно рассматривать "изнутри": структуру системы, - "снаружи": систему как целое, как субстанцию. Хотя Вселенная структурирована, она не является субстанцией (её невозможно рассматривать "снаружи"), поэтому её нельзя считать системой. Её структура - неиерархическая: сверхсложная, свободная, но отнюдь не хаос.
5. Метасистематика и метафизическая проблема времени.
Одно из некатегориальных понятий времени - психологическое время - определяется как проекция сознания наблюдателя/исследователя (мыслящего интеллекта) на простую картину мира. Интеллект никоим образом не может непосредственно воспринимать механизмы собственного мышления, в т.ч. и собственное сознание. Человек может видеть себя в зеркале; человек всегда видит себя со стороны, объективирует представление о себе в образы, а собственное сознание ощущает косвенно как единое, неразрывное, мировое время. Для интеллекта характерна объективация его восприятия и мышления, которая на логическом уровне выражается в исключении наблюдателя из образных, логических схем. В категориальных схемах наблюдатель исключается из картины мира; такая схема парадоксальна, она в дальнейшем подвергается модификации: простая схема дополняется второй "пирамидой", которая призвана разрешить онтологический парадокс. Парадокс неразрешим, возможна только подмена парадокса парадоксом. В теософских схемах предлагается понятие Бога или Всемирного Разума/Сознания. Такие понятия - проекция интеллекта исследователя или его сознания на создаваемую им картину мира. В материалистических категориальных схемах используются понятия время, всемирное развитие, движение. Время становится категорией, представляется всеобщим. Весь мир рассматривается в становлении, движении, развитии. Категориальное время - понятийное поименование проекции единого потока сознания интеллекта на единую схему. Когда говорится об "отражении" в рамках диалектического материализма, исключённый из метафизической схемы мыслящий интеллект (наблюдатель) затем описывается "отражающим" некую "объективную реальность": и так выстраивается дополнительная конструкция - заплатка, прикрывающая парадокс схемы. Если представления и о мировом времени, и о Боге являются проекцией интеллекта или его части на картину мира, то можно предположить, что они в мировоззренческих схемах могут быть тождественны. Действительно, известны религиозные схемы, в которых Время объявляется Богом, а В.И. Ленин заметил: "Время без временных вещей = Бог" .
В свете метасистематики и материализм, и идеализм, и теология представляются в равной степени метафизическими воззрениями. Классификация материализм/идеализм не более чем одна из схем в философии. Логически делить Вселенную на материю и сознание, а тем более ставить вопрос "что первично", это и есть категориальная, простая, неадекватная схема. Такой же неконструктивной идеей является деление мира на реальный мир и воображаемый, материальный и духовный, и т.п. Рассматривая именно системы, корректно говорить об их метасистемных свойствах, о том, как можно описать любую систем: интеллектуальную, материальную, живую, природную, рукотворную, т.д. Конструктивность такого подхода ещё и в том, что "отсортировать" по классам одни от других, ориентируясь на исключающее классифицирование, практически невозможно.
Системы представляют собой пересечение (системный параллелизм) различных уровней различных системных иерархий (параллельных систем). Структуры образуют структурные иерархии. Субстанции более высокого уровня иерархии воплощаются в системы низшего уровня. Восприятие относительно и определяется позицией наблюдения: то, что интеллект воспринимает как объект, является предельной нижней границей его восприятия субстанциальных иерархий. Объект- относительное системное воплощение, т.е. наблюдаемое субстанциальное воплощение . Вместо метафизической дихотомии субъект/объект на первый план необходимо вывести метасистемную дихотомию система/объект (субстанция/объект).
Методически из моделей структурных иерархий наблюдатель может быть исключён без объективации и это не ведёт к парадоксу; модели же субстанциональных иерархий должны указывать на логическое исключение позиции наблюдения во избежания парадоксов и ошибок. Исследователь/интеллект не является элементом структуры, которую он рассматривает. Каждый элемент структуры должен соответствовать этой структуре. Поэтому структурную иерархию справедливо назвать также иерархией соответствия. Если же исследуется системная иерархия, то системы в такой иерархии соответствуют субстанциональным атрибутам: это - иерархия параструктур. В ней системы могут быть в какой-то степени сходны либо полностью подобны, т.е. тождественны, и в этом случае они воспринимаются как объекты, экземпляры одной системы, её реализация. Субстанциональную иерархию справедливо назвать иерархией подобия. В это иерархии присутствует наблюдатель, и его неявное исключение ведёт к парадоксу.
Элементы структур должны иметь сходство своих параструктур, которое и определяет их соответствие. Поэтому структурные и субстанциальные иерархии - иерархии разных уровней и позиций относительного восприятия, между ними нет чёткой грани: метасистемная граница размыта. В метасистематике проблемастрелы времени обращается в пустую задачу. Понятие стрела времени замещается понятием стрела моделирования: аксиома об ориентации исследования от параструктуры к структуре и "суммы очевидного".
6. "Динамическое" мышление
Н. Винер считал, что информация не исчезает и не появляется. В современной науке эта светлая мысль заняла место почётного, но неактуального, исторического экспоната. Все научные модели строятся как динамические, а информация не мыслится вне процесса передачи информации. Ценностная ориентация исключительно на модели динамических систем объяснима определённой особенностью человеческого мышления - "динамическим" мышлением, и эта же особенность способствует негласному принятию метафизического ядра как основания мировоззрения.
Для мышления современного человека характерен параллелизм вербально-логических и идеомоторных форм моделирования, поименования и трансляции, и "динамическое"мышление - создание динамических моделей, описание динамических процессов. Как описание динамических процессов даётся и описание систем, к которым понятие время не применимо, например геометрических:
"Конической поверхностью называется поверхность, образуемая движением прямой (AB на фиг. ...), проходящей всё время через неподвижную точку (S) и пересекающей данную линию (MN)" .
В рамках стереотипов создание научной объяснительной модели понимается как описание динамического парадокса, и на это направлены все усилия. Критерием успеха считается только и только разработка динамической схемы (единой и непротиворечивой, раскрывающей причинно-следственные связи и т.п.). Но ценностная ориентация исключительно на динамическое моделирование стала тормозом в решении многих научных проблем и квазипроблем, в создании адекватных и конструктивных объяснительных моделей: в объяснении скачков эволюции, природы генома и наблюдаемого эмбрионального онтогенеза, природы вирусов-оборотней, в эвристике, в реализации автономных, живых (самопрограммирующихся) компьютерных программ и искусственного интеллекта (ИИ). Возникает парадоксальная проблема стрелы времени. Эта проблема "успешно" решается (например, в синергетике), но... остаётся.
7. Сумма очевидного
Можно утверждать, что существуют как системы во времени, так и системы, к которым понятие время не применимо (например, геометрические системы и объекты). Также существуюти внепространственные системы (описываемые квазипространственными метафорами). Только отдельные системы, а не каждая система во Вселенной, могут быть временными (темпоральными), пространственными,разумными, живыми и т.д.
Начавшаяся с работ А.А. Богданова и Л. фон Берталанфи, общая теория систем (ОТС) после появления кибернетики, которая является теорией динамических систем, стала считаться её концептуальной основой. Все естественные науки, кроме математики , рассматривают только динамические системы; в механике статическая система - система с нулевыми скоростями или рассматриваемая в течение малого промежутка времени. Можно обнаружить, что теории ОТС рассматривают динамические или целостные системы, а время в ОТС - категория. Корректно ли в таком случае определение "общая теория"? Решение дилеммы простота/сложность объявлено перспективной целью ОТС. В рамках ОТС эта дилемма никогда не будет решена; ОТС имеет парадигмальное ограничение: табу неявного метафизического ядра.
Если "суммировать" все системы во Вселенной, то какой "получится" сама Вселенная: временнОй ли структурой, разумной или неразумной, и т.д.? При метафизическом моделировании картины мира ожидают, что "сумма" простых моделей окажется тождественной простой категориальной схеме Мира и при этом адекватной самому Миру. Так как для человека характерно квазидинамическое мышление, и частные научные модели - динамические описания, их "сумма" оказывается моделью "развивающейся Вселенной".
Основная идея, положенная в основу метасистематики и метасистемного анализа (метаанализа), может быть сформулирована так: никакая иерархия не может быть всеобщей. Эта формулировка также выражает идею свободы.
Утверждение справедливо и в отношении структурных, и в отношении системных иерархий. Оно объясняет парадоксальность диалектического материализма, который рассматривает весь мир в диалектике, развитии, то есть в рамках всеобщей временной иерархии. Оно объясняет парадоксальность вопроса о "начале" и "конце" мира. Оно же объясняет парадоксальность представлений о Боге, подобному каждой системе во Вселенной, воплощённому в каждую вещь: системная иерархия не может быть всеобщей, и хотя её вершину венчает Бог, неизбежно появляется дополнительное понятие - дьявол. Метафизическая догматика не допускает системы вне времени или пространства, и поэтому используются понятия вечного и бесконечного как заплатки для парадоксов. Вечное как будто связано с понятием время, но не имеет ни начала, ни конца: время как будто бы есть, но его как будто бы и нет.
Простые модели наглядны, очевидны, умозрительно охватываются одним взором. Из истории научной мысли известен кошмар механического детерминизма, когда научная мысль попала в тупик, пытаясь "суммированием" простых схем получить модель адекватную Вселенной. Простые схемы не складываются в единую, целостную и при этом сложную схему: любая схема/интеллектуальная модель - проста. Полученный "итог" можно условно назвать усложнённой простой схемой, но не сложной. Сложное - то, что не едино и не целостно, в сложном - целое не целостно, сложная система - система не иерархическая. Всё ещё господствующее в культуре мировоззренческое метафизическое ядро определяет то, что в науке, как безусловная истина, принята ценностная ориентация на внутреннее единство, непротиворечивость, целостность научных моделей и всего познания в целом , но возникают парадоксы построения картины мира. Вселенная - сверхсложна, не целостна и не едина, и представление о параллельных мирах - более конструктивно, чем о "всеобщей связи" .
Научные теории, удовлетворяющие критериям целостности и непротиворечивости, - простые, т.е. иерархические системы. Адекватное моделирование сложных систем, сложного мира осуществляется не в рамках единой,целостной теории, а путём сосуществования разных, противоречивых или несовместимых теорий, второй путь - неабсолютная целостность любой теории, независимо от ориентации автора на целостность, о чём свидетельствует наличие в любой теории парадоксов и "аномалий" .
8. Целостная личность
Теософские представления о Боге сформировались как результат проекции сознания на картину мира. Сейчас господствующее положение занимают религии, основанные на вере в одного Бога, единобожие. Время современный человек психологически ощущает как единое и однонаправленное. Интеллектуальная организация усреднённого современного человека может быть охарактеризована как целостность личности с единым сознанием. Но известны случаи множественности личности, раздвоения сознания и т.д. Интеллект не может "осознать сознание", позиция наблюдения не наблюдаема; все интеллектуальные модели объективированы: из них исключена позиция восприятия. Исторически целостная личность сложилась не сразу. Единобожию предшествовало многобожие и промежуточный этап, когда среди многих богов выделялось верховное божество (Древний Египет).
9. Метафизическая субтракция: Вселенная минус Время.
Психологическое ощущение "одномерного" однонаправленного времени можно описать как целостность личности, как самоощущение личностью себя структурой, субстанцией, объектом. Как такой интеллект, ощущающий себя как единое целое, воспринимает иные системы и объекты сверхсложной Вселенной?
Условно выполнив логическую операцию вычитания времени из картины мира можно получить метафизический остаток: пространство. Нужно заметить, что метафизическое понятие пространство гораздо шире понятия физического. Можно одинаково легко говорить как о "площадях сельскохозяйственных угодий" и "объёме жидкости в сосуде", так и о "пространстве задач", "аномальных зонах науки" и "объёмах выполненных работ". Поскольку метафизическое пространство включает в себя всё за минусом категориального времени, само понятие пространство является наиболее общей метафорой, а все остальные понятия - нисходящие от него квазипространственные метафоры, т.к. метафизика подразумевает их исключающее классифицирование.
В науке невозможно обойтись без метафор . Феномен квазипространственных метафор легко обнаружить в рассуждениях философов-метафизиков и психологов. Например, работы З. Фрейда изобилуют яркими образными смещениями пространственных понятий. Этот феномен ярко выражен в рассуждениях А. Бергсона о "непроницаемости пространства" . В книге Норберта Винера "Кибернетика, или Управление и связь в животном и машине" провести различие между "собственно" пространственными и квазипространственными описаниями настолько трудно, что издание его книги , сопровождается пространным комментарием по этому поводу. Автор комментария, по-видимому, не понимая глубину этого феномена и, как будто оправдываясь, объясняет, что книга Н. Винера содержит много неточностей и ошибок, т.к. написана в спешке при неблагоприятных обстоятельствах.
Квазипространственные метафоры в логической структуры мышления соседствует с феноменом квазипространственной реализации времени. Интеллект мыслит простыми "динамическими" (квазидинамическими) описаниями. Каждая простая модель является квазипространственной синтаксической системой, из которой исключено психологическое время, как позиция наблюдателя, и заменено квазипространственной метафорой времени. Психологическое время дополняет квазипространственную схему неявно как синтаксис глагольных форм, что справедливо и для невербальных моделей. Квазипространственная реализация времени и его расслоение в усложнённых схемах присутствует во всех интеллектуальных моделях. Например, учащийся рисует оси координат, одну из которых он обозначает как "расстояние", а другую "время", и рисуетв этих координатах график перемещения физического тела. А что такое пространственно-временной континуум? Этот сложносоставной термин - также квазипространственная метафора.
10. Неопределённость и иерархии
А) Неопределённость присутствует в любых исследованиях: инструментарий исследователя вносит возмущения в процесс исследования, появляются погрешности, внесённые в процесс исследования самим инструментов или методологией исследования, сам объект изменяется в процессе исследования и становится уже "не тем же самым" объектом. Неопределённость свидетельствует о том, что исследуется параструктура субстанции, а не структура. Так как при углублении в параструктуру влияние неопределённости увеличивается, то число уровней, на которое можно спуститься ограничено.
Что моделируют физические теории, структуру или параструктуру? Электронможет состоять из кварков, кварки - из ещё более мелких частиц. А может ли такое исследование бесконечно "спускаться вниз"?
Можно найти аналогию между физикой и психологией. Например, рассмотреть схемы личности, разработанные психологами. В трансакционном анализе личность человека представляется, как состоящая из элементов: "ребёнок", "взрослый", "родитель". Эти элементы являются компонентами параструктуры интеллекта, что совершенно очевидно, т.к. речь идёт о ролевом поведении человека, и эти компоненты имеют подобие со всей личностью как целым (об этом красноречиво свидетельствует сама терминология). Подобие указывает на субстанциальную иерархию, а не на структуру. В трансакционном анализе в схеме есть 2-й иерархический уровень (составляющие типа "ребёнок родителя"). Здравый смысл подсказывает, что эта схема может иметь 2-3 уровня и не более: дальнейшее "углубление" бессмысленно, а терминология звучала бы абсурдно. Так что же моделируют физические теории, структуру или параструктуру? Характерный эпизод: на определённом этапе возникло предположение, что микрочастицы наделены разумом. Позднее появилось направлениев физике, названное психофизикой.
Неопределённость появляется при исследовании параструктур, при "углублении" в иерархию подобия: от параструктуры к параструктуре. Такое паранормальное проходит у метасистемного барьера (структуры исследуемых субстанций уходят из поля зрения, но исследователь может считать, что для исследования доступно всё), тогда как нормальное исследование ориентировано от параструктуры к структуре.
Б) Вопрос в рамках "динамического" мышления: каким образом геном "знает" как создавать организм? Может быть в нём зашифрован некий план будущей структуры? Предварительный метаанализ даёт "неожиданный" ответ: в генах не закодирован никакой план, генный аппарат - не демиург процесса генезиса . Он не имеет ни сходства, ни подобия с вырастающим организмом, но должен емусоответствовать. При изучении ДНК исследуются структуры, а не системная иерархия. Но, быть может, изменение методологии в будущем всё же опровергнет этот вывод, позволит определить неявное сходство набора нуклеотидов с бликом индивида?
11. Метасистемный барьер трансляции
Алгоритм может быть замкнутым. Циклическим. При создании современной алгоритмической программы, в циклическом алгоритме должен быть предусмотрен алгоритмический выход из его цикла, точка выхода. Если алгоритм введён в память компьютера, то при определённых условиях он должен быть исполнен, - современная технология предполагает только это. Ошибочные циклические алгоритмы без точки выхода ведут к ситуации, из которойсам компьютер уже не выйдет. Если сравнить компьютер с человеком, обнаруживается различие: человека не программируют, а обучают. Человек использует в течение своей жизни множество правил, процедурных инструкций, методик и т.п. Многие из этих правил - алгоритмические: они являются описанием последовательных операций. Его "алгоритмы" существенно отличаются от машинных кодов, и также существенно отличается способ трансляции описаний в "исполняемые коды". Каждыйчеловек интерпретирует исходный текст в некий другой, промежуточный, личный код. В связи с широкой интерпретируемостью описаний и инструкций, которыми оперирует человеческий интеллект, они могут рассматриваться как квазиалгоритмические описания, они в большей или меньшей степени трансформируются до исполнения, а во многих случаях не исполняются вовсе. Описания транслируются в простые "очевидные" образы. Транслированные образы тесно связаны с идеомоторикой, каждый такой образ - идеомоторное представление. Однако не всякое описание может быть транслировано. Позиция наблюдения - непреодолимый метасистемный барьер, поэтому инструкция, требующая "наблюдения позиции наблюдения", не исполняется, но попытка интерпретации может многократно повторяться: получается своего рода "короткое замыкание", "короткозамкнутый контур". Интеллект не может наглядно представить многие вещи: бесконечность; собственную смерть, как интроспективный образ исчезновения собственного осознания;своё собственное необъективированное Я (Я-Позицию); не может "осознать сознание".
Зеркало часто пугает, оно всегда было источником суеверий и художественным символом, как например, "Зеркало"Тарковского и "зазеркалье" Л.Кэррола. Льюис Кэрролл имел церковный сан. А как он понимал слова Бога по имени Сущий: "... человек не может увидеть Меня и остаться жив" ? Разум человека не зависает (не считая патологические случаи), т.к. имеет иные, чем компьютерная программа, неалгоритмические точки выхода из цикла. Такие выходы из жёстких циклов могут приводить к насилию. Циклы могут иметь затяжной характер религиозного экстаза.
12. Интроспективный искусственный интеллект
Искусственный интеллект (ИИ) может иметь воплощение в таких формах, которые человеку даже отдалённо не будут напоминать нечто разумное или живое. Носреди многообразия форм воплощения, возможны и такие, которые будут максимально копировать физическое и интеллектуальное воплощение человека.
Н. Винер выдвинул гипотезу, что циклические алгоритмы с большим числом циклов могут быть своего рода динамическими ячейками кратковременной памяти. Действительно, такой алгоритм, обрабатывая многократно и без изменений в теле своего цикла какую-либо информацию, может возвратить её через некоторый промежуток времени. Он предположил, что такой механизм, возможно, используется интеллектом человека, и существование такого алгоритма-ячейки в течение очень малого промежутка времени психологически может определить ощущение момента настоящего.
Более достоверным представляется, что циклические алгоритмы - своего рода пограничные столбы на метасистемной границе между механизмами мышления и интеллектуальными моделями. Они действительно определяют ощущение момента настоящего, но этот момент вовсе не является ни точкой, ни малым промежутком времени. Этот момент - факт реализации Я-Позиции в образ объективированного Я, вневременное скольжение позиции восприятия. Психологически такое скольжение ощущает любой человек в очень многообразных формах, часто оно проявляется в циклах. Они могут быть жёсткими: страх перед смертью, например; но есть и мягкие: дежавю, аутоидентификация, интроспективный взгляд, озарение, запоминание и воспоминание, и др. Ассоциативное мышление всегда возможно только при изменении позиции наблюдения, оно проявляется как динамика структурного копирования образов, и копирование образов исключает позицию восприятия. Таким образом, циклы - не ячейки памяти, как считал Н. Винер, а механизм ассоциативного мышления. Организация памяти у человека не является простой системой, - нельзя извлечь или запомнить данные по "адресу", как в памяти компьютера. Процесс хранения информации, вспоминания и запоминания неоднозначен и осуществляется через механизмы ассоциативного мышления, сознания. Видимо это, ясно не понятое отношение циклов к памяти, и послужило основой мнения Н.Винера. Воплощение квазиалгоритмов в идеомоторные образы проявляется в том, что называют представлением, воображением, логическим мышлением, и такая реализация всегда интроспективна, определяется скольжением позиции восприятия, логическим исключением наблюдателя и замещением его объективированными образами.
З.Фрейду предшествовало парадоксальное утверждение: душа может что-либо присвоить, только утратив это; овладение объектом связано с потерей его. Идея принимается и развивается З.Фрейдом. Он водит понятие "вытеснение". Но он не раскрывает его природу, которая кажется ему поэтому демонической. Он не объясняет, почему психическая жизнь организована именно так, а не как-либо иначе. Понятие исключение наблюдателяи положение о ненаблюдаемости позиции наблюдения (восприятия) является метасистемной объяснительной моделью этого феномена. Скольжение - не демон, а чудо живой души., а Я-Позиция - её Сущий "бог".
Н.М. Амосов описал многие механизмы разума, но эти механизмы есть и у животных. Интроспекция свойственна только человеку. Наличие этого механизма объясняет феномены, свойственные ему: страх смерти, смех и др. В модели Н.М. Амосова отсутствует моделирование интроспекции, поэтому практически ИИ уровня человека по такой схеме не реализуем. Для реализации ИИ, подобного интеллекту человека, - необходимо моделировать метасистемное скольжение: создать ИИИ, - интроспективный искусственный интеллект.
----
Амосов Н.М. Алгоритмы разума, Киев, наукова думка, 1972.
Объяснительная модель – термин Г.С, Альтшуллера. См. Злотин Б.Л., Зусман А.В. Решение изобретательских задач. Кишинёв, Картя Молдавеняскэ: в ч. I. ТРИЗ и наука.
Амосов Н.М. Там же
Там же
Винер Н. Я – математик. М., Наука, 1967.
В кн. Винер Н. Кибернетика, или управление и связь в животном и машине. М., Наука, 1983.
Бергсон А. Собр. Соч. в 4 т., Моск. клуб, 1992: в ч. I Опыт о непосредственных данных сознания. Материя и память.
Гусев С.С. Наука и метафора. Л., И.Л.У., 1984
Шипов Г. Высокоорганизованная пустота. Витамакс/январь 1998
Гусев С.С. Наука и метафора. Л., И.Л.У., 1984, С. 33
См. в кн. Кун Т. Структура научных революций. М., Прогресс, 1975.
Метасистематика – оригинальная концепция; использован материал из рукописей "Парадигма эксформатики: моделирование самопрограммирующихся и интеллектуальных систем", 1999, и "Сумма очевидного" (первоначальное наименование "Эзотерика творчества"), 2000-2001.
Кун. Т., там же.
Жерарден Л. Бионика. М., Мир, 1971.
Параструктура – слияние от ПАРАметарическая СТРУКТУРА.
См. Ленин В.И. Материализм и эмпириокритицизм.
Ср. с иллюзией неведения у Е.М. Блаватской.
Выгодский М.Я. Справочник по элементарной математике.
Математика исследует только параструктуры, а результат исследования используется как инструментарий др. исследований. С. Лем в кн. "Сумма технологии" именует математику безумным портным, ср. с Безумным Шляпником у Л. Кэрролла.
А.И. Уемовабстрагируется от временных систем, математезируя концепцию, и при этом категориально объединяясь с диалектическим материализмом; рассматривает только целостные системы.
См. Гусев С.С., там же.
Одно из положений Ф. Энгельса. Сходная идея положена в основу астрологии ("длинная цепочка": связь между положениями звёзд и земными событиями).
Кун Т. Там же.
См. Гусев С.С., там же.
Бергсон А., там же.
Винер Н., там же
Берн Э. Игры в которые играют люди, Л., Лениздат, 1992.
Ср. с идеями академика Т. Лысенко.
Исход. 33:20
Кот как кот, как кот как факт. Мы видим кота, и знаем, что то, что мы видим, – это кот. Кот тоже не возражает против этого. Желающие могут заменить кота цифрой один (1) или словом «да».
Второй уровень кода. Уровень формальной антилогики Аристотеля или уровень антифакта, который мы ошибочно принимаем за факт. Допустим, издалека мы видим маленькую красивую собачку, ту же таксу, а когда подходим к ней ближе, выясняется, что это вовсе не такса, а кот. Желающие могут обозначить кота как антифакт цифрой ноль (0) или словом «нет». Получается, таким образом, что мы с Вами приняли ошибочно кота за собаку, цифру ноль (0) ошибочно приняли за цифру один (1), а слово «да» ошибочно приняли за слово «нет». Поэтому если кот – это факт, то собака - антифакт. Или наоборот. Или если цифра ноль (0) или слово «да» – это факт, то цифра один (1) или слово «нет» - это антифакт, или наоборот. Антилогика – это область творческих иллюзий восприятия.
Третий уровень кода. Уровень квантовой, процессуальной логики, логики не факта или антифакта, но логики вероятности как не оформившегося до конца факта или антифакта. Это мистическая форма, или транс-форма кота. Кот предстает в ней перед нами как мистический кото-пес, или переходная форма от кота к антикоту, или просто собаке. Или наоборот. С точки зрения духовной физики, вероятностных трансформ всего две, а не одна, как ошибочно считают квантовые физики, отсюда их мистическая квантовая «спутанность» и «слепленность».
Квантовая логика процесса находится между формальной логикой факта (кот, цифра один (1), слово «да») и формальной логикой антифакта (пес, цифра ноль (0), слово «нет») и представляет собой две взаимосвязанные мистические транс-формы – от кота ко псу (кото-пес) и от пса к коту (песо-кот), или от цифры один (1) к цифре ноль (0) – 10 (ноль-один), и от цифры ноль (0) к цифре один – 01 (один-ноль).
Таким образом, получается не спутанный конфликтный квантовый алгоритм «кот – «кото-пес» либо «песо-кот» - «пес», где пес и кот вынуждены вечно бороться за одну «спутанную» мистическую трансформу самих себя, а гармоничный духовный тетрадный алгоритм «кот» - «кото-пес» - «песо-кот» - «пес».
В духовной физике, когда кот переходит в транс-форму «кото-пес», пес переходит в трансформу «песо-кот», а когда кот переходит в транс-форму «песо-кот», пес переходит в транс-форму «кото-пес», потом они переходят друг в друга и взаимно аннигилируют, взаимно уничтожаются, превращаясь в единое божественное животное.
И при этом, нигде не «спутываются» и не конфликтуют, ибо каждый из них занимает в этом переходе либо только свою собственную мистическую нишу, либо освободившуюся, пустую мистическую нишу соседа вплоть до взаимной аннигиляции в единое божественное существо. Если же им дать, как квантовые физики, только одну мистическую нишу на двоих, то они «влипнут» туда, начнут ее вечно делить и вечно из-за нее конфликтовать. И никогда не перейдут друг в друга гармонично, только насильственно, а это – временный переход. Ибо все насильственное рано или поздно отторгается.
Приведем пример квантового антагонистического и духовного гармоничного алгоритмов с цифрами и словами.
Квантовый алгоритм с цифрами выглядит следующим образом: 0 (ноль) – 01(ноль-один) либо 10 (один-ноль) – 1 (один).
Это троичный, конфликтный алгоритм из-за этого «либо», из-за квантовой неопределенности.
Духовный алгоритм с цифрами выглядит следующим образом: 0 (ноль) – 01(ноль-один) – 10 (один-ноль)– 1 (один).
Здесь нет никакого «либо», здесь все четко.
Поясню на примере разницу между квантовой неопределенностью (вероятностью) и духовной вероятностью, вероятностью-антивероятностью, антивероятностью.
Допустим, мы видим что-то похожее на кота. Для квантового физика это будет полная неопределенность и вероятность, типа «может быть это кот».
Но квантовый физик исключает из своего силлогизма антивероятность типа «может быть это и не кот вовсе».
Ибо вероятность, на самом деле, не одинока, как считают квантовые физики, но всегда парна – ее надо всегда рассматривать либо как пару «вероятность-антивероятность», либо антивероятность надо рассматривать как противоположность вероятности, а вероятность, - как противоположность антивероятности.
Только духовный физик может сказать, что он видит что-либо похожее на кота, но предполагает, что это может быть и не кот вовсе. Здесь вероятность сочетается с антивероятностью. Действительно, издалека мне может казаться, что это кот, а на самом деле – это маленький пес. Также он может сказать, что он вообще не понимает, что он видит (антикот). Тогда это будет уже чистая антивероятность как оппозиция вероятности.
Под слово «вижу не кота» может попасть все что угодно. В духовной физике квантовая неопределенность всегда увязана с логикой факта или антифакта, и не может рассматриваться в отрыве от них. Это просто процессуальное продолжение формальной логики факта и антифакта.
Допустим, мы подбросили монету, и она падает на землю, но еще не упала ни орлом, ни решеткой, ни торцом. Квантовый физик скажет: это неопределенность и спутанность. Но монета всегда вращается либо орлом, либо решкой, либо торцом. Поэтому мы не можем отделить вероятность от формальной логики факта и антифакта, она просто их продолжение, или они ее, как будет угодно.
Грубо говоря, или я вижу «нечто», или я думаю, что вижу «нечто», но на самом деле вижу совершенно «другое», или просто я признаюсь, что не понимаю, что я вижу вообще. Квантовые физики же отрывают факт от антифакта, вероятность – от антивероятности, они не дают наблюдателю право на ошибку. Они не дают наблюдателю возможность увидеть антивероятность как другую интерпертацию вероятности. В этом догматизм и ограниченность квантовой физики.
Квантовые физики говорят: «вероятно, то, что я вижу вдали, это кот». Но они не допускают, как духовные физики, антивероятность того, что вероятно то, что они принимали за кота, будет не котом, а псом или львом!
Таким образом, вероятность без антивероятности превращается в некую мистическую определенность и теряет свой характер вероятности. Она становится мистическим фактом без антифакта. Таким образом, квантовая логика, если она не признает вероятность-антивероятность и антивероятность как противоположность вероятности – эта та же жесткая логика факта Аристотеля, только перенесенная в область мистики, в область мистических переходных форм.
Это, по сути, «мистическая жесть», иначе не скажешь. Именно мистическая жесть, без учета возможности мистических ошибок, без права на антивероятность, это сродни марксисткой догматике, только в области мистики.
Чтобы выйти из этой «запутанной» ситуации, нам необходимо применить тетрадный духовный алгоритм.
Это очень просто. Допустим, мы видим что-то похожее на кота. Когда мы догадываемся, что это, возможно, кот, - тогда это вероятность либо вероятность-антивероятность, в случае ошибочного восприятия. Если же мы вообще не можем догадаться, что это такое, то тогда это антивероятность как противоположность вероятности.
Термины «вероятность-антивероятность» и просто «антивероятность» впервые вводит духовная физика, в квантовой физике такие термины отсутствуют.
Мы можем ошибиться в нашей интерпретации вероятности, и тогда это пара «вероятность-антивероятность». Если же мы просто не знаем того, что мы видим, без всяких на то предположений, тогда это «антивероятность» в чистом виде как противоположность «вероятности».
Грубо говоря, если я вижу что-то, похожее на кота, с точки зрения квантовой физики я вижу только вероятность. Но моя интерпретация вероятности может оказаться ложной, допустим, подойдя поближе, я увижу, что это – пес, а не кот. Тогда я на самом деле видел не «вероятность», а пару «вероятность (кот)-антивероятность (пес)». Если же я вообще не понял, что я видел, у меня не было на этот счет никаких вероятностных предположений, тогда я видел просто «антивероятность» в чистом виде как противоположность вероятности.
Также как антифакт есть искажение факта, пара вероятность-антивероятность есть искажение вероятности, а просто антивероятность есть полное незнание вероятности, когда о ней нет никаких предположений, только удивление.
Духовная физика, в отличие от квантовой физики, дает возможность наблюдателю не только делать вероятностные ошибки, но она дает ему право, в том числе и просто не знать той реальности, которую он видит, не иметь на этот счет вообще никаких предположений. Тем самым она значительно расширяет возможности наблюдателя по сравнению с квантовой физикой и также расширяет само понятие реальности, дополняя и расширяя ее.
Четвертый уровень кода. Это уровень логики целеполагания. Логика целеполагания – это логика влияния, логика изменения, логика целостности, логика энергии, а не формальная линейная логика или квантовая логика многообразия. Здесь мы можем представить нашего кота в форме бесструктурного мирового энергетического эгрегора, мировой силы, задающего при помощи энергетических сигналов из этого эгрегора цели развития как линейного материального мира, так и процессуального многообразного духовного, квантового мира.
На уровне логики целеполагания наш кот выступает в роли целостной мировой силы, которая управляет и материальными структурами, и духовными, квантовыми процессами через цели развития, которые она ставит для этих структур и процессов в форме своих энергетических бесструктурных, целостных сигналов или «гештальтов». Эти энергетические сигналы потом оформляются в различные материальные, структурные формы отображения этих сигналов, а также в различные духовные транс-формы духовного взаимодействия-взаимосвязи между материей как отображением и энергией, энергетическим эгрегором как влиянием.
Представим себе, что из пустоты (космического энергетического эгрегора) вдруг возникает энергетический импульс, и этот силовой импульс сначала принимает духовную форму скорее силового импульса, чем кота, потом духовную форму скорее кота, чем силового импульса, потом вдруг неожиданно принимает материальную форму обычного кота Васьки, который ест сметану из блюдца.
Так наш кот как мировая сила принял форму обычного кота. При этом он может по желанию дематерилизоваться, и снова перейти в состояние мирового энергетического эгрегора. Либо опять материализоваться из энергетического эгрегора в материальную форму обычного кота, либо вообще в любую материальную форму (пса, вазы, лошади, чего ему угодно).
Но при этом то пустое место, где только что был обычный кот, все понимает и все осознает. И даже может говорить: «Мяу».
Таким образом, под дематериализацией духовная физика понимает переход из проявленной материальной индивидуальной формы (индивид), материальной глобальной формы (многообразие), а также духовных процессуальных энерго-материальных или материально-энергетических транс-форм взаимодействия-взаимосвязи в бесструктурную энергетическую форму целеполагания, в форму мировой силы. Под материализацией духовная физика понимает обратный процесс.
Пятый уровень кода. Это уровень логики целеполагания, интегрированной в формальную и процессуальную логики. При этом происходит и обратный процесс – формальная и процессуальная логики также интегрируются в логику целеполагания. Это бесчисленные полностью самоуправляемые формы проявления одновременно бесформенного и имеющего форму кота. Допустим, мы видим перед собой обычного кота. Но на самом деле – это не просто обычный материальный или духовный кот, а в том числе и мировая сила, которая сама может ставить себе цели собственного развития, и может сама трансформировать себя в какую-угодно материальную или квантовую форму. Поэтому не удивляйтесь, если этот «кот» спустя некоторое время превратится в лошадь, и вместо «мур-мяу» заржет, как жеребенок.
Шестой уровень кода. Это уровень металогической первопричиной логики, логики чистого бессознательного или логики чистого осознания. Здесь кот не имеет даже бесструктурной энергетической формы, а не только материальных форм или духовных квантовых, процессуальных транс-форм. Это бесформенный и безграничный кот как первоисточник самого себя как мировой силы, самого себя как мирового отображения этой силы (материи) и самого себя как взаимосвязи-взаимодействия между силой и материей, самого себя как духовных, энерго-материальной и материально-энергетической транс-форм. Наш кот как первопричина порождает из самого себя кота-цель, кота-процесс и кота-результат, где кот-цель как кот-сила управляет котом-результатом как отображением этой силы через духовный процесс взаимного перехода силы в отражение и отражения в силу как инструмент такого целеполагающего управления. Кот как первопричина управляет котом как целью, кот как цель – управляет котом, как процессом, кот как процесс – управляет котом как результатом такого процесса. Получается такой полностью самоуправляемый кот.
Допустим, сначала мы вообще не видим никакого кота, только пустоту, и не чувствуем вообще никакого силового воздействия на себя из этой пустоты. Это кот-первопричина. Кот-первопричина пребывает в полном покое во всем сущем, и наблюдает за ним. Этот кот пребывает, в том числе и в нас, но мы его не ощущаем. Потом мы вдруг чувствуем, как нам резко захотелось взять миску, налить туда сметаны и поставить ее на пол. Это из кота-первопричины возникает кот-цель, кот, как управляющий энергетический импульс, который мы восприняли. Мы бежим на кухню, берем миску, открываем холодильник, берем оттуда сметану и наливаем ее в миску. Когда мы бежим и делаем все манипуляции с миской, мы выступаем в роли кота-процесса, который необходим для достижения кота-цели и является формой проявления кота-цели, управляемой котом-целью.
Так кот-цель управляет котом-процессом реализации этой цели, ибо мы даже не понимаем, что нет никакого «мы», а есть только кот. И вдруг неожиданно из пустоты материализуется обычный кот Васька, который начинает с удовольствием хлебать ту сметану, и из той миски, которую мы для него поставили. В данном случае мы общаемся уже с котом-результатом процесса, как структурной формой проявления управляемого кота-процесса.
Седьмой уровень кода. Это уровень безграничной потенции кота. В процессе космического развития, где-то через миллиард, лет наш кот станет богом. А пока – Бог – это только его потенция космического развития, заложенная где-то глубоко в его кошачьей душе. Но придет время, и космический кот станет диктовать новым космическим пророкам новые космические священные писания. Естественно, со своей котиной иронией и легкой ухмылкой над суетой мира сего.
Восьмой уровень кода. Это наш кот в состоянии совершенной любви как равноправного и гармоничного взаимодействия в динамике и взаимосвязи в статике всех своих ниже перечисленных мною семи кодовых уровней. На этом уровне уже нет разделения интегрального многообразного кота на кота-первопричину, кота-цель, кота-процесс и кота-результат. Здесь не только кот-первопричина управляет котом-целью, котом-процессом и котом-результатом, но и кот-цель, кот-процесс, и кот-результат также на равных управляют котом-первопричиной, благодаря своему посвящению в эту первопричину. Получается такой интегральный взаимно управляемый и взаимно развивающийся супер-кот. Представьте себе эдакого супер-котище, который соединяет между собой не только галактики, но и всех влюбленных по всему миру, ведя их за руки к алтарю. Это восьмой, и самый последний уровень реальности духовной метафизики.
Все эти уровни кодов относятся к процессу космического развития. Сначала этот процесс идет бессознательно. Сознательная потенция бессознательного как потенция первопричины организует ее сначала как первопричину (логика сознательной потенции первопричины задает логику бессознательной первопричины), потом сознательная первопричина организует цель (логика перворпричины задает логику целеполагания), потом сознательная цель организует процесс (логика целеполагания задает логику процесса, духовную или квантовую логику), потом логика процесса организует результат (логика процесса задает формальную логику).
Потом процесс развития идет в обратном направлении – логика результата осознает себя как логика процесса, логика процесса – как логика цели, логика цели – как логика первопричины, логика первопричины осознает свою бесконечную потенцию развития, и организует себя как эта потенция развития, а потом логика потенции развития осознает себя как все сущее в этой бесконечной потенции взаимного развития, осознает взаимосвязь и взаимодействие между всеми логиками как высший, восьмой уровень кода или совершенную любовь.
На этом процесс космического развития заканчивается и начинается процесс космического саморазвития через процесс взаимного развития всех его логик развития
Проблема самоопределения философии в постнеклассическую эпоху является одной из центральных тем, вокруг которых ведутся острые дискуссии в среде философов. От того, сможет ли философия соответствовать запросам и требованиям времени, давать адекватные ответы на вызовы современности, зависит ее дальнейшая судьба. Но еще более остро проблема самоопределения стоит перед метафизикой, которой необходимо себя позиционировать не только по отношению к науке и цивилизации, но и по отношению к собственно философии.
Ссылка на оригинал статьи:
Халапсис А. В. Метафизика и парадокс времени / Алексей Владиславович Халапсис // Філософія, культура, життя. - 2007. - Вип. 29. - С. 202-213.
APA style
:
Халапсис, А. В. (2007). Метафизика и парадокс времени. Філософія, культура, життя, 29
, 202-213.
Chicago/Turabian style:
Халапсис, А. В. «Метафизика и парадокс времени.» Філософія, культура, життя
29 (2007): 202-213.
Развитие в последние два столетия было весьма противоречивым. С одной стороны, она открыла новые области исследования (трансцендентальная философия Канта, феноменология Гегеля и Гуссерля, хайдеггеровский поворот в трактовке проблемы бытия и т.д.), с другой стороны, метафизика начинает стыдиться самой себя, ее гнетет собственная история и смущает собственный титул. Возникает весьма двусмысленная ситуация: метафизика есть и успешно развивается, а метафизиков как бы и нет. Не то, чтобы они, подобно известному мольеровскому персонажу, не догадывались о характере своих занятий, но всячески его маскировали под другими номинациями. С этим же связан любопытный факт: за последние два столетия появилось больше самоназваний философских учений, чем за всю предыдущую историю философии . Гераклит и Парменид, Сократ и Платон, Августин и Боэций, Эриугена и Аквинат либо вообще не задавались целью как-то номинировать свои изыскания, либо пользовались уже готовыми названиями – философия (первая философия), метафизика, теология и т.д. При всей нелюбви Декарта к схоластической традиции, ему и в голову не пришло придумать для «Метафизических размышлений» какое-то иное, «неметафизическое» название. По-видимому, он определял метафизику исходя из ее высшего принципа, а не из того, что ею также занимаются люди, чьи взгляды для него неприемлемы. Это наиболее честная и естественная, на мой взгляд, позиция.
Для метафизики преодоление «эффекта Журдена» связано не с движением «назад в будущее» с целью с формального возвращения древнего титула, а с необходимостью самоопределения в новой познавательной ситуации. Рассмотрению проблем и посвящена данная статья, целью которой является определение стратегии обновления метафизики в постнеклассическую эпоху.
На протяжении своей истории западная философия переживала как периоды триумфа и всеобщего признания, так и периоды гонений и обструкции, когда вставал вопрос о самом ее существовании как специфической форме теоретической деятельности. По разному складывались ее отношения с теологией (если Августин или Фома Аквинский использовали философию для концептуального оформления теологической доктрины, а Эриугена ставил ее авторитет даже выше авторитета теологии, то Тертуллиан не мог отказать себе в удовольствии искренне порадоваться при мысли о мучениях философов в аду), с наукой (от грандиозных новоевропейских проектах знания, в которых философия играла ключевую роль (Декарт, Фихте, Гегель и др.) до сомнений в ее познавательных возможностях, попыток сведéния ее лишь к анализу языка науки, а то и вовсе отрицанию осмысленности философских высказываний), государством (от полного игнорирования до полного признания, причем последнее иногда оказывалось даже хуже (ситуация, когда философия становилась служанкой идеологии) первого). Особенностью философии есть также то, что она, в отличие от науки и теологии, чьи предметные области более или менее четко определимы и определены, на протяжении всей своей истории находится в состоянии перманентного самоопределения, а дискуссии философов относительно ее предмета то разгораются, то затухают, но никогда не прекращаются полностью; не в последнюю очередь из-за этого существует множество «философий», чье высшее предметное единство, прямо скажем, не всегда очевидно.
Философия в нынешнюю эпоху не стоúт перед угрозой исчезновения, она не гонима и не притесняема, ей не навязывают идеологические рамки и не загоняют в подполье. Напротив, интерес к философии проявляется как в научных кругах, так и далеко за их пределами. Иными словами, сегодня философия довольно популярна (насколько вообще может быть популярной теоретическая форма деятельности), что, в общем и целом, весьма позитивно и предоставляет ей широкие возможности практического влияния на жизнь (не только духовную) общества. Но в этом заложены и очень серьезные риски. Популярность порой оборачивается всеядностью или злободневностью, дискуссии о предмете – беспредметностью, признание диалектического характера истины – теоретическим произволом, а многозначность языка – словесной эквилибристикой.
Принятые в определенных кругах в качестве признака «хорошего тона» рассуждения о «вечности» и «неразрешимости» проблем философии, о том, что совсем не важно, чтό именно говорит философия, а важно, дескать, лишь то, кáк она это делает, что философия вовсе и не ищет ответы на свои (последние) вопросы, а лишь занимается вопрошанием и т.д., уже перестав эпатировать непосвященных своей экстравагантностью, закрепились через consensus omnium в качестве очевидного и даже тривиального факта. В этой ситуации вопрос об истине попросту игнорируется, а если и ставится, то лишь затем, чтобы продемонстрировать, каким образом вопрос об истине переходит в вопрос о вопросе об истине и так далее ad infinitum. Такие бессодержательные вопрошания, не имеющие никакого отношения к благородной цели познания, а лишь к рафинированной демагогии (мысль, в которой мыслится мысль, которая могла бы быть мыслью о действительности, если бы последнее слово имело значение безотносительно к процессу мышления и т.п.), формируют образ философии как утонченного развлечения интеллектуально развращенной богемы. В отказе философии от бескорыстного служения истине и растворении в необязательности мнений я вижу действие ее извечного антигена, который можно назвать пустым мудрствованием или «игрой в бисер».
Стараниями оторванных от жизни мечтателей за философией закрепилась репутация увлекательного, но для практической деятельности совершенно бесполезного занятия. Опровергать подобного рода ходячие мнения – дело весьма неблагодарное, да, по большому счету, и бессмысленное. Беда не в том, что имеет место быть искаженность восприятия философии со стороны широкой публики, а в том, что сами философы порой не могут четко определить формы и степень ее участия в жизни общества, в результате чего она оказывается «на обочине» социокультурных процессов. Чрезмерная академичность современной философии, выражающаяся через отстраненность от практической деятельности, оборачивается, как ни странно, тематической размытостью и контекстуальной разорванностью дискурса, вследствие чего любая определенность становится сугубо условной. Но под это правило попадает и сама философия, которая все менее определяется исходя из своих высших целей, и все более – путем негативного ad hoc номинирования (любой текст, слишком абстрактный, чтобы его можно было отнести к науке, и слишком темный и заумный, чтобы его относить к художественной литературе, почти наверняка назовут «философским»).
Я не считаю, что творческий потенциал философии исчерпан, и единственным ее прибежищем остается словоблудие, посредством которого маскируется эвристическое бесплодие. Великие мыслители прошлого выгодно отличаются от наших современников тем, в частности, что они не боялись браться за широкие темы и скользкие вопросы; нынешнее поколение философствует «с оглядкой». Возникновение новой познавательной ситуации в науке предоставляет философии значительные возможности в разработке тем, потенциал которых поспешили счесть исчерпанным. В свете сказанного, поиск первых начал сущего (в античном смысле) может дать неожиданные и плодотворные результаты и выведет философию из постмодернистского тупика.
Будучи твердо убежденным в наличии у философии высшего предназначения и желая противопоставить ее как стремящееся к истине знание жонглирующим понятием «истины» античным «постмодернистам», Аристотель писал: «Есть некоторая наука, которая рассматривает сущее как таковое и то, что ему присуще самому по себе. Эта наука не тождественна ни с одной из частных наук: ни одна из других наук не исследует общую природу сущего как такового, но все они выделяют себе какую-нибудь часть его (сущего) и затем рассматривают относительно этой части то, что ей окажется присущим… А так как предмет нашего исследования составляют начала и высшие причины, то они, очевидно, должны быть началами и причинами некоторой существующей реальности согласно ее собственной природе… А потому… нам нужно выяснить (установить) первые начала для сущего как такового». (Met. 1003 а 21-32). «Философский энциклопедический словарь» (М., 2002) уточняет, что метафизика «… является той наукой, которая делает темой изучения существующее как таковое, подвергает исследованию элементы и основные условия всего существующего вообще и описывает значительные, важные области и закономерности действительного, т.е. она является наукой, которая во всей смене явлений ищет постоянное и связь» . Предельно кратко предмет метафизики очертил Н.О. Лосский: «Метафизика есть наука о мире как целом; она дает общую картину мира как основу для всех частных утверждений о нем» .
Место этой науки, за которой, с легкой руки Андроника Родосского, закрепилось название «метафизика», в системе философского знания позиционировалось и позиционируется по-разному. Порой она отождествляется с философией, порой рассматривается как ее часть; иногда в состав метафизики включают онтологию, космологию, теорию познания и т.д., иногда же она совпадает с онтологией. Метафизику можно рассматривать (в марксистской литературе советского периода такой подход преобладал) и как специфический метод, противоположный диалектике.
Не претендуя на общезначимость, сформулирую свою позицию по этому вопросу. Я полагаю, что метафизика суть одна из версий философии, и в этом смысле она не может считаться частью философии, а также не может включать в себя некоторые философские дисциплины, исключая, тем самым, остальные. Метафизика заявляет себя как целостная философия, философия целиком; каждая из фундаментальных наук имеет свое метафизическое измерение, а каждая из философских дисциплин имеет свое представительство в структуре метафизики, которая (структура) тождественна структуре самой философии. Специфика метафизической постановки вопросов заключена в изначальной направленности мысли на трансцендентное, отсюда ее интерес к фундаментальным основам и первым причинам сущего. Но таковая направленность мысли характерна не для всех возможных философий; именно поэтому уместно говорить о неметафизических версиях философии.
Это позволяет соответствующим образом позиционировать по отношению к метафизике диалектику. Будучи целостной философией (хоть и одной из ее версий), метафизика представляет собой духовное явление иного масштаба, чем диалектика. Метафизика представляет собой форму постановки проблем, а диалектика – способ разыскания, метафизика озабочена первыми началами, диалектика – закономерностями движения мысли. Диалектика суть, прежде всего, весьма эффективный метод познания, а построенные с его помощью системы могут быть как метафизическими (Гераклит, Фихте, Гегель), так и неметафизическими (Маркс).
Почему же метафизика стала стыдиться самой себя? По-видимому, этому были серьезные причины, без устранения которых любой проект возрождения метафизики будет нежизнеспособным и обреченным на неудачу.
Ни для кого не секрет, что кризис классической метафизики закономерно совпал по времени с успехами естествознания, в первую очередь, физики. В условиях радикально изменившейся под влиянием науки картины мира метафизика утратила эксклюзивные права на трактовку бытия, а познавательное орудие классической метафизики – чистая спекуляция – лишилось авторитета и эпистемологической легитимности. Философия более не претендует на самодостаточное и законченное учение о бытии, которое было бы автономно от научных теорий, поэтому в Новое время онтология постепенно становится всего лишь более или менее адекватным обобщением опыта естествознания. Похожее положение складывается и с гносеологией (эпистемологией). Невозможно переоценить роль философии в становлении новоевропейской науки, но в какой-то момент опека со стороны философии стала тяготить науку, которая перестала нуждаться в том, чтобы ее методология разрабатывалась «сторонним производителем». Поэтому до сих пор иногда применяемая вольфовская классификация ныне безнадежно устарела. (Эмерих Корет отмечал: «Его (Х. Вольфа. – А.Х.) систематика, которая в значительной мере вошла в школьную философию [того] времени, понимает под метафизикой совокупную теоретическую философию в противоположность практической философии. Метафизика как наука обо всем сущем, какое только возможно, распространяется на «общую метафизику» (metaphisica generalis) – онтологию как науку о сущем как таковом и «особенную метафизику» (metaphisica specialis), в свою очередь подразделяющуюся на три предметные сферы: космология как учение о мире (или природе: натурфилософия), психология как учение о душе (обо всем живом, в особенности о человеке: философская психология) и учение о Боге (theologia naturalis: философское учение о Боге). Это разделение философии в значительной мере существенно и для современности» ). Проблема мне видится не столько в уточнении структуры метафизики, сколько в необходимости формирования принципиально иного подхода к организации метафизического исследования.
Какой бы проблемной области ни было посвящено последнее, в нем обязательными и приоритетными частями должны быть онтология (иначе вообще нет оснований считать исследование метафизическим) и эпистемология (без определенности познавательных возможностей и методологических приемов разрешения поставленных задач исследование вообще невозможно, а возможно лишь бессодержательное говорение). Но именно поэтому целесообразность выделения онтологии и эпистемологии в качестве отдельных дисциплин вызывает у меня серьезные сомнения. На мой взгляд, в современную эпоху метафизика не может позволить себе роскошь рассуждать о «бытии вообще» или о «познании вообще», безотносительно к предметным областям, разрабатываемым «частными» метафизическими или научными дисциплинами. Сегодня не существует единого общепризнанного философского учения о бытии, равно как и единого философского учения о познании (они возникнут никак не раньше (если вообще возникнут), чем в естествознании – «теория всего», перспективы которой весьма туманны), но в рамках отдельных предметных областей онтологические и эпистемологические вопросы могут и должны разрешаться. Иными словами, необходимо перейти от предметноориентированного к проблемноориентированному типу метафизического исследования, что, кстати, вполне в духе идей, лежащих в основе методологии междисциплинарного синтеза.
Есть ли для этого необходимый идейный потенциал? Полагаю, что потребность в метафизической направленности на надэмпирическую реальность не исчезла. Причем, эта потребность дает себя знать не только в среде гуманитариев. Многие представители естественных и точных наук, которым становится «тесно» в рамках своих предметных областей, обращаются к метафизике за помощью в решении тех проблем, которые познавательными средствами частных наук быть решены не могут (как отмечал Макс Планк, «… ученые поняли, что отправная точка их исследований лежит не только в смысловом познании и что наука не может обходиться без небольшой порции метафизики» (цит. по: ). Смена парадигм в естествознании (классическая-неклассическая-поснеклассическая) уже перестала кого-либо шокировать; было бы удивительно, если бы современная метафизика не вышла за рамки заданной еще в античности парадигмальной установки. Поскольку развитие метафизики и развитие науки – две стороны одного процесса развития духа, между ними с необходимостью должна быть корреляция, хотя говорить об абсолютном тождестве или хотя бы совпадении хронологий не приходится.
В такой ситуации вполне логично современный этап развития метафизики обозначить как «постнеклассический». Такое наименование (именно применительно к метафизике) уже встречается в философской литературе (см., например: ), хотя еще и не стало, насколько мне известно, общепринятым. Дело здесь не столько в формальной идентификации, сколько в фактическом отсутствии разработанной методологии постнеклассического метафизического дискурса. Интерес философов к постнеклассической научной парадигме (а, надо сказать, он немалый) находит свое выражение преимущественно в «неметафизических» версиях философствования. Поэтому пока «постнеклассическая метафизика» скорее проект, чем концептуализированная и методологически оформленная сфера знания. Каковы перспективы у этого проекта? Ответ на этот вопрос зависит от того, сможет ли метафизика найти свое место в рамках постнеклассического научного идеала.
Одной из ключевых целей постнеклассической науки, как известно, является введение «стрелы времени» в фундаментальное описание мира. На первый взгляд кажется, что подобная тема для метафизики не нова. Действительно, проблема времени – одна из древнейших и центральных тем философии (в том числе, и метафизики), которую в той или иной степени затрагивает большинство выдающихся мыслителей Запада. Но при всем многообразии существующих мнений есть одна интересная закономерность, подмеченная российскими историками И.М. Савельевой и А.В. Полетаевым. Они отмечают: «Анализируя взгляды крупнейших философов на проблему времени, прежде всего обращаешь внимание на то, что почти все они говорили о двух типах, точнее, образах времени. Подобные представления, несмотря на некоторые различия в способах описания, остаются практически неизменными вот уже два с половиной тысячелетия европейской истории. От античности и до поздней современности… подавляющее большинство философов, говоря о времени, мыслит категориями поразительно устойчивой структуры. Этот факт, как нам кажется, достаточно уникален и представляет самостоятельную тему для размышлений». И далее: «Взгляды на проблему времени оказались необыкновенно устойчивыми – ни рост научного знания, ни творческая индивидуальность мыслителей не проявляются здесь столь же сильно, как в случаях с иными философскими концепциями» .
В сущности, два образа времени, о которых говорят указанные авторы, можно обозначить для наглядности как вечность (αίών, aeternitas, время пребывания, Божественное время) и собственно время (χρόνος, tempus, время действия, человеческое время). Так вот, несмотря на дискуссионность вопроса «чтό есть время?» и наличие разных версий его решения, я утверждаю, что в западной метафизике он никогда не имел практического значения, поскольку фактически в ней над временем всегда господствовала вечность . Вселенная классической метафизики онтологически стационарна, а происходящие в ней процессы (мыслители парменидовской закалки, впрочем, отрицали и саму возможность процессуализации бытия) не настолько существенны (или вообще не-существенны), чтобы повлиять на бытие-как-таковое. История западной метафизики – это история постижения вневременнόй реальности, метафизическая модель мира не предполагала временнόго измерения, а время оказывалось предметом метафизических студий либо в роли феномена иллюзорного мира, либо – феномена человеческого восприятия. Время трактуется не как характеристика бытия, а как критерий иллюзорности: истинное бытие неподвластно времени, а то, что подвластно – не есть истинное бытие. Идеалом классической метафизики всегда было нахождение конечного количества величин, зная которые, было бы возможным нивелировать различие между прошлым, настоящим и будущим, открыв вневременное бытие. Время просто не мыслится бытийствующим в истинном мире, находясь «по эту сторону иллюзии».
Впрочем, сам по себе этот факт вовсе не свидетельствует о ложности метафизического пути познания (что поспешили провозгласить марксисты), подобно тому, как неспособность классического и неклассического естествознания ввести время в фундаментальное описание мира не свидетельствует о ложности соответствующих наук. В этом я вижу не диагноз, а проблему, в современных научных концепциях следует искать не панацею, а стимул. Попытаюсь определить направление поисков.
В классической традиции первые начала бытия рассматриваются как по природе своей рациональные, а стало быть – интеллигибельные. «С необходимостью мыслимое с необходимостью же существует, что не может быть помыслено – не может и существовать». Эта максима не всегда прямо декларировалась лишь по причине ее самоочевидности для классического мышления. Пикантность ситуации заключается в том, что за исключением наиболее простых ситуаций, которые науку уже давно не интересуют, теория, призванная представить в умопостигаемой форме начала бытия (правда, науку интересуют не первые начала, а, как минимум, «вторые»), практически никогда не схватывает действительность целиком адекватно, т.е. адекватность научной теории определяется грубостью измерений и допустимыми в данной познавательной ситуациями аппроксимациями. Причем, дело здесь не только в диалектике абсолютной и относительной истины. Я сейчас имею в виду не эпистемологическую сложность репрезентации бытия в теоретических моделях, а то, что само бытие противится такому моделированию, оно никак не укладывается в рамки изящной и точной схемы. Бытие включает в себя некий нерастворимый остаток, который мешает красиво и систематично разложить его «по полочкам». Тем не менее, бытие не может быть названо абсурдным и иррациональным, поскольку оно все же позволяет себя до определенных пределов теоретически «обуздать». Бытие, истину которого пытается постигнуть как наука, так и метафизика, отчасти интеллигибельно, отчасти же – нет, оно, так сказать, шероховато .
Для объяснения шероховатости бытия воспользуюсь теологическим образом. Совершенство сотворенного совершенным Богом мира имеет свое ограничение ввиду того, что даже всемогущий Бог не может сотворить нечто столь же совершенное, как Он сам, поскольку абсолютным совершенством может обладать лишь целое; множество же в самом себе разделенное уже в силу этой разделенности не может обладать совершенством, по крайней мере, именно в аспекте множественности. Наличие в мире только Божественной воли сделало бы его совершенным, но бессмысленным и излишним продолжением Бога, Который, сотворив бессмысленный и излишний мир, тем самым лишился бы своего совершенства. Наличие же в мире воли, отличной от воли Творца, делает мир свободным и творчески оправданным, но в силу этого, несовершенным. Итак, совершенный Бог создает несовершенный мир, а человек, живя в несовершенном мире и пользуясь делающей этот мир оправданным, но несовершенным свободой, рассуждает о совершенстве Бога, которое проявляется через несовершенство мира.
Воспользуюсь другим образом. Допустим, есть некоторая теория, предсказывающая поведение системы в соответствующих обстоятельствах. Вооруженный теорией исследователь может за непродолжительный отрезок времени «просчитать» будущее, подставив вместо переменных начальные условия исследуемой системы. В идеале полученный результат будет соответствовать реальному положению дел вне зависимости от того, сколько времени потратит система при переходе от начальных условий к конечному своему, предсказанному теорией, состоянию. Вполне возможно, что реальность подтвердит правоту теории. Однако чем бόльший отрезок времени необходим системе для выхода на «запланированный рубеж», тем бόльшая вероятность, что время внесет свои коррективы в идеальную модель. Может произойти событие, которое коренным образом развернет гипотетический механизм бытия и приведет систему к состоянию, которое не только не «просчитывалось», но даже не мыслилось или попросту было невозможным на момент начала исследования. Описывая бытие post factum, метафизик склонен приписывать ключевым событиям необходимый характер (так произошло, поскольку не могло не произойти); его вкусу претит сама мысль, что могло ведь быть совершенно иначе и он сам, категоризирующий бытие, мог бы в нем вовсе и не появиться. Осуществившееся, в силу своей весомой (хоть и бывшей) фактичности, приобретает онтологическую значимость, которая задним числом обосновывается и проецируется на будущее.
Наличие свободы воли (а есть все основания полагать, что в этом мире по крайней мере некоторые объекты обладают некоторой свободой) делает невозможным тотальный контроль ситуации ни с чьей стороны, из чего следует, что замысел всегда отличен от результата . Но для понимания логики бытия нет иного пути, как двигаться от «результата» к «замыслу», т.е. от явленного, реализованного, данного – к первым началам, благодаря которым это-вот нечто стало со-бытием . Ввиду этого, главная задача метафизики должна быть дополнена и включать в себя не только поиск первых начал так, как они бытийствуют сами по себе, и не только уяснение того, какое место эти начала занимают в человеческой жизни, но и решение вопроса о том, как первые начала являют себя через изменчивые и преходящие формы. Кроме того, необходимо выявить онтологический статус первых начал, т.е. выяснить, бытийствуют ли они независимо от событий или же их бытие от последних неотделимо? Пребывают ли первые начала неизменными или меняются под влиянием событий? И т.д. и т.п. Содержание этих вопросов в каждом из разделов метафизики будет иметь, разумеется, свою специфику.
Метафизика всегда претендовала (подобно классической физике) на вневременное описание бытия (отсюда соответствующие коннотации: временнόе – преходящее – иллюзорное; соответственно: вневременнόе – непреходящее – истинное и т.д.). Повторю, что история метафизики – это история разных форм господства вечности над временем, вызванное сомнительным и самонадеянным убеждением в том, что рассмотрение бытия sub specie aeternitatis есть приобщение к Божественному вúдению мира. Для решения практических задач, которые ставит история перед современной метафизикой, ей следует избавится от этого красивого и амбициозного предрассудка. Вопрос заключается не в том, чтобы вернуться к обсуждению проблемы времени. Необходимо в метафизическом описании мира зарезервировать место для уникальных и неповторимых происходящих во времени событий , способных изменить сущность и структуру бытия.
Итак, постнеклассическая метафизика вынуждена исходить из признания неполноты описания. Философия более не может догматически навязывать науке свои схемы, требуя безоговорочного их принятия; в свою очередь, науке придется смириться с мыслью, что движение к истине не обязано с необходимостью принимать строго научные формы. Многомерный характер истины предполагает возможность не только разных трактовок, но и разных путей ее постижения. Как отмечает В.И. Пронякин, «… снятие альтернативных исходных установок носит характер дополнительности , благодаря которой обеспечивается полнота описания предмета; здесь, собственно, и заключается эвристический эффект взаимодействия науки и метафизики. Известно, что непротиворечивая познавательная система неполна; это означает, что для адекватного описания реальности необходимо дополнить его (описание) некоторым альтернативным материалом… Вне дополнительности любая установка ориентирует познание к исходным основаниям, что ведет в конечном счете к деградации системы: ведь каждая из сторон, если она «не обеспечена» противоположностью, вынуждена достраивать полноту «собственными средствами» .
Из принципа дополнительности, в частности, следует, что, в отличие от классической современная метафизика (так же как и современная наука, в отличие от классического естествознания) вынуждена находиться в ситуации онтологической разомкнутости, незавершенности, поскольку ее предпосылки и концептуальные допущения не могут быть обоснованы со строгой необходимостью ею самой. Причем, недо тождественность теории (описания) и действительности (описываемого объекта) имеет не только инструментальные, эпистемологические и конкретно-исторические причины. Здесь главную роль играет онтологический фактор, который связан с отличием возможного и действительного, замысла и результата, плана и реализации, идеи и ее воплощения (такие номинации подразумевают существование активного творческого начала, но даже если это теологически-метафизическое допущение «вынести за скобки», суть дела от этого мало изменится, лишь номинационно придется ограничиться категориями «возможного» и «действительного»). В процессе воплощения идеи (или, если угодно, в процессе перехода от возможного к действительному) одним из наиболее критичных факторов оказывается время, которое, тем не менее, всегда исключалось из фундаментального описания бытия, причем, делалось это не только физикой (что замечательно показал И. Пригожин, обозначив такую познавательную ситуацию «парадоксом времени»), но и не в меньшей степени – метафизикой.
В сущности, идея неизменности и самотождественности бытия выступает для метафизиков предметом веры. Но эта вера оборачивается суеверием, если для сохранения традиционной установки им приходится «не замечать» происходящую на их глазах научную революцию, связанную с необходимостью введения необратимости диссипативных процессов и уникальности событий в фундаментальное описание мира. Такая позиция представляется мне особенно неадекватной ввиду происходящего в рамках современной цивилизационной ситуации онтологического сдвига, выражающегося в повсеместной и увеличении его (времени) влияния до немыслимого ранее уровня как на жизнь отдельных людей, так и на жизнь всего человечества. Чем больше метафизика будет апеллировать к неизменным сущностям, непреходящему бытию и вечным ценностям, тем меньше у нее будет оснований надеяться на понимание со стороны науки и тем более «лишней» будет она в современном обществе.
Выводы
Разрешение парадокса времени – одна из основных задач постнеклассической метафизики. Для работы над этой темой ей придется пересмотреть многие свои предпосылки и допущения, принимая во внимание и критически оценивая существующие научные концепции, при необходимости используя их наиболее продуктивные элементы. Междисциплинарность – не благое пожелание и не дань моде, а необходимое условие самоопределения современной метафизики и нахождения ею своей познавательной ниши. Одной из методологических основ такого синтеза может стать синергетика (в пригожинской традиции – теория диссипативных систем), а от использования метафизикой ее наработок выиграют, полагаю, обе стороны.
Разумеется, стратегии разрешения «парадокса времени» метафизикой, которую интересуют первые начала бытия, и наукой, которая ставит перед собой иные цели, существенным образом различны. Первые начала бытия принципиально не могут быть «схвачены» в своих квантификационных характеристиках хотя бы потому, что онтологический смысл переменных и констант, которые могли бы быть представлены в соответствующих формулах, был бы не определен. Скажем, было бы абсурдно и смешно пытаться выразить сущность духа посредством набора математических уравнений. Речь идет не о приведении метафизических и синергетических построений к некоему тождеству, а о необходимости согласования соответствующих теорий. Эта необходимость вызвана тем, что предметные области метафизики и науки оказываются смежными и где-то даже пересекаются: метафизику интересуют первые начала бытия постольку, поскольку они дают о себе знать посредством проявленных форм бытия, попадающих в поле зрения науки; построения же последней будут неустойчивыми и абстрактными без эксплицитного выражения принятых метафизических допусков. На мой взгляд, здесь есть обширное поле для сотрудничества как в области эпистемологии, так и в сфере мировоззрения. Метафизика не должна подменять собой науку, не должна ей служить и не должна с ней конкурировать; они должны выступать в связке при решении актуальных проблем современности.
Литература
1. Аристотель. Метафизика: Пер. с древнегреч. – Ростов-на-Дону: Феникс, 1999.
2. Джан Р.Г., Данн Б.Дж. Границы реальности. Роль сознания в физическом мире: Пер. с англ. – М.: Объединенный институт высоких температур РАН, 1995.
3. Евлампиев И.И. Неклассическая метафизика или конец метафизики? Европейская философия на распутье // Вопросы философии. – 2003. – № 5. – С. 159-172.
4. Заиченко Г.А. Необходимость метафизики // Философский век. – СПб. – 1998. – Альманах 7. – С. 133-137.
5. Корет Э. Основы метафизики: Пер. с нем. – К.: Тандем, 1998.
6. Лосский Н.О. Чувственная, интеллектуальная и мистическая интуиция. – М.: ТЕЕРА-Книжный клуб, Республика, 1999. – С. 5.
7. Мамардашвили М.К. Неизбежность метафизики // Мамардашвили М.К. Необходимость себя / Лекции. Статьи. Философские заметки. – М.: Лабиринт, 1996. – С. 101-115.
8. Окороков В.Б. Метафизика єэпохи трансцендентального мышления: специфика, сущность и тенденции развития. – Днепропетровск: ДНУ, 2000.
9. Пронякін В.І. Історія філософії в особистісному вимірі філософствування // Філософія. Культура. Життя. – Дніпропетровськ: Дніпропетровська державна фінансова академія. – Вип. 26.
10. Пронякин В.И. Предмет и познавательные средства метафизики. – Днепропетровск: ДГУ, 1997.
11. Савельева И.М., Полетаев А.В. История и время. В поисках утраченного. – М., 1997.
12. Соболь О. Постметафізика – майбутнє філософії // Філософська і соціологічна думка. – 1993. – № 11-12. – С. 46-60.
13. Философский энциклопедический словарь – М.: ИНФРА-М, 2002.
14. Шабанова Ю.А. Мистика и метафизика: различие путей, единство целей // Грані. – 2006 – № 1. – С. 58-61.
This entry was posted in and tagged , .
Парадокс
(от греч. parádoxes - неожиданный, странный)
неожиданное, непривычное (хотя бы по форме) суждение (высказывание, предложение), резко расходящееся с общепринятым, традиционным мнением по данному вопросу. В этом смысле эпитет «парадоксальный», т. е. нестандартный, отклоняющийся от наиболее распространённой традиции, противопоставляется эпитету «ортодоксальный», понимаемому как синоним слова «проверенный», т. е. общепринятый, буквально следующий господствующей традиции. Любой П. выглядит как отрицание некоторого мнения, кажущегося «безусловно правильным» (вне зависимости от того, насколько верно это впечатление); сам термин «П.» и возник в античной философии для характеристики нового, необычного, оригинального мнения. Поскольку оригинальность высказывания воспринять гораздо проще, чем удостовериться в его истинности или ложности, парадоксальные высказывания часто воспринимают как свидетельства независимости, самобытности выражаемых ими мнений, особенно если они к тому же имеют внешне эффектную, чёткую, афористичную форму. Такая репутация может быть, конечно, и вполне заслуженной - парадоксальную форму имеют, например, такие философско-этические обобщения, как «Твои взгляды мне ненавистны, но всю жизнь я буду бороться за твоё право отстаивать их» (Вольтер) или «Люди жестоки, но человек добр» (Р. Тагор). Но и независимо от глубины и истинности конкретного высказывания парадоксальность его, особенно если речь идёт об устном высказывании, привлекает внимание; поэтому неожиданность выводов, несоответствие их «естественному» ходу мыслей есть (наряду с общей логической последовательностью изложения и красотами стиля) один из существенных атрибутов ораторского искусства. Часто, впрочем, наблюдается обратная реакция; явление (или высказывание), противоречащее, хотя бы внешне, «здравому смыслу», характеризуется как П., свидетельствующий в некотором смысле о «противоречивости» соответствующего явления (или высказывания). Таков, например, отмеченный впервые Д.
Дидро «актёрский П.»: актёр может вызывать у зрителей полную иллюзию изображаемых им чувств, сам при этом ничего не переживая. «Обратная сторона» этого же П. обыграна О. Уайльдом: одна из его героинь не может играть роль Джульетты именно потому, что влюбилась сама. Обе эти тенденции в трактовке П. проявляются в эффекте остроумных и неожиданных концовок Анекдот ов и, более широко, могут лежать в основе комического (См. Комическое) как эстетической категории. Если, например, высказывание Т. Джефферсона «Война - такое же наказание для победителя, как для побежденного» воспринимается современным читателем как вполне серьёзное (и «парадоксальность» его состоит лишь в том, что оно обращает внимание людей на то, мимо чего часто спокойно проходят), то откровенными пародиями звучат обычно многочисленные высказывания Дж. Б. Шоу (пример: «Не поступай с другим так, как хочешь, чтобы он поступил с тобой: у вас могут быть разные вкусы») и О. Уайльда («Не откладывай на завтра то, что можешь сделать послезавтра»). П. в значительной мере лежат и в основе поэтики пословиц (См. Пословица) («Тише едешь - дальше будешь» и т.п.) и ряда литературных жанров (например, известная басня «Вельможа» И. А. Крылова построена на П.: дурак-правитель попадает в рай... за лень и безделье). П., как художественный приём, широко используются в детской «поэзии нелепостей» (Л. Кэрролл, Э. Мили, Э. Лир, К. И. Чуковский). Парадоксы в логике
. Научное понимание термина «П.», хотя и «выросло» из общеразговорного, не совпадает с ним. И поскольку в науке «нормой» естественно считать истину, то так же естественно характеризовать в качестве П. всякое отклонение от истины, т. е. ложь, Противоречие . Поэтому в логике П. понимается как синоним терминов «антиномия», «противоречие»: так называют любое рассуждение, доказывающее как истинность некоторого высказывания, так и истинность его отрицания. При этом имеются в виду именно правильные (соответствующие принятым логическим нормам) умозаключения, а не рассуждения, в которых встречаются ошибки - вольные (Софизм ы) или невольные (Паралогизм ы). Различным смыслам (и различным уточнениям) понятия Доказательства соответствуют и различные смыслы (различные уровни) и самого понятия «П.». В то же время анализ любого рассуждения, имеющего (или претендующего на) доказательную силу, показывает, что оно опирается на некоторые (скрытые или явные) допущения - специфические для данного рассуждения или же характерные для теории в целом (в последнем случае их обычно называют Аксиома ми пли Постулат ами). Т. о., наличие П. свидетельствует о несовместимости данных допущений (а если речь идёт о теории, построенной посредством, аксиоматического метода (См. Аксиоматический метод), то - о противоречивости её системы аксиом; см. Непротиворечивость). Однако устранение какого-либо допущения, даже если оно и приводит к устранению некоторого конкретного П., вовсе не гарантирует ещё устранения всех П.; с другой стороны, неосторожный отказ от слишком многих (или слишком сильных) допущений может привести к тому, что в результате получится существенно более слабая теория (см. Полнота). Сколько-нибудь успешное выполнение обоих этих условий (непротиворечивости и полноты), в свою очередь, предполагает тщательное выявление всех неявно принятых в рассматриваемой научной теории предпосылок, а затем явный их учёт и формулировку. Реализация этих задач одно время возлагалась на аксиоматический метод, что нашло наиболее полное выражение в программе обоснования математики и логики, предложенной Д. Гильберт ом (см. Метаматематика). Поскольку в первую очередь рассматривалась задача устранения П., открытых на рубеже 19 и 20 вв. в теории множеств, лежащей в основании почти всей математики, пути сё решения усматривались в создании систем аксиоматической теории множеств (См. Аксиоматическая теория множеств), пригодных для достаточно полного построения математических теорий, и в последующем доказательстве непротиворечивости этих систем. Например, в одном из наиболее известных П. теории множеств - т. н. парадоксе Б. Рассел а - идёт речь о множестве R
всех множеств, не являющихся своими собственными элементами. Такое R
является собственным элементом тогда и только тогда, когда оно не является собственным элементом. Поэтому допущение о том, что R
является собственным элементом, приводит к отрицанию этого допущения, из чего следует (причём даже по правилам интуиционистской логики, т. е. без использования исключенного третьего принципа (См. Исключённого третьего принцип)), что R
не является собственным элементом. Но отсюда уже следует (в силу предыдущей фразы), что R
является собственным элементом, т. е. оба противоречащих друг другу допущения оказались доказанными, а это и есть П. В системах аксиоматической теории множеств Э. Цермело и Цермело - Френкеля вопрос о множестве R
(является ли оно собственным элементом) попросту снимается, т.к. аксиомы этих систем не позволяют рассматривать такое R
(оно в этих системах не существует). В других системах (принадлежащих Дж. фон Нейман у, П. Бернайсу, К. Гёделю (См. Гёдель)) такие R
рассматривать можно, но эта совокупность множеств объявляется (при помощи соответствующих ограничительных аксиом) не множеством, а только «классом», т. е. заранее объявляется, что R
не может являться ничьим (в т. ч. и своим собственным) элементом, чем опять-таки аннулируется расселовский вопрос. Наконец, в различных модификациях типов теории (См. Типов теория), идущих от А. Н. Уайтхед а (Великобритания) и самого Б. Рассела (например, в системах У. О. Куайпа, США), разрешается рассматривать любые множества, описанные осмысленными языковыми выражениями, и ставить относительно таких множеств любые вопросы, но зато сами выражения вроде «множество всех множеств, не являющихся своими собственными элементами «объявляются бессмысленным и ввиду нарушения некоторых соглашений лингвистического (синтаксического) характера. Аналогичным образом в упомянутых теориях устраняются и др. известные теоретико-множественные П. (например, парадокс Г. Кантор а о мощности множества всех подмножеств «множества всех множеств», которая неминуемо должна была бы оказаться больше самой себя, и пр.). Однако ни одна из систем аксиоматической теории множеств не решает в полной мере проблему устранения П., поскольку гильбертовская программа обоснования математики оказалась невыполнимой: в силу теоремы К. Гёделя (1931) непротиворечивость достаточно богатых аксиоматических теорий (включая формальную арифметику натуральных чисел и тем более аксиоматическую теорию множеств), если и имеет место, не может быть доказана с помощью одних лишь методов, приемлемых с точки зрения традиционной гильбертовской теории доказательств. В рамках классической математики и логики это ограничение преодолевается привлечением более сильных (в известном смысле конструктивных, но уже не «финитных» в гильбертовском понимании) средств математических рассуждений, с помощью которых удалось получить доказательства непротиворечивости формализованной арифметики (П. С. Новик ов, немецкие математики Г. Генцен, В. Аккерман, К. Шютте и др.). Интуиционистская и конструктивная школы (см. Конструктивное направление в математике) вообще не считают нужным рассматривать проблему П.: используемые ими «эффективные» способы построения математических теорий приводят по существу к совершенно новым научным системам, из которых с самого начала изгнаны «метафизические» методы рассуждений и образования понятий, повинные в появлении П. в классических теориях. Наконец, в рамках ультраинтуиционистской программы обоснования математики решение проблемы П. достигается за счёт решительного пересмотра самого понятия математического доказательства, что позволило, в частности, получить доказательства непротиворечивости (в ультраинтуиционистских терминах: «недостижимости противоречия») некоторых систем аксиоматической теории множеств. Обсуждавшиеся до сих пор П. часто именуют «логическими», поскольку они могут быть переформулированы в чисто логических терминах. Например, парадокс Рассела выглядит тогда следующим образом. Назовем свойства, не относящиеся к самим себе («синее», «глупое» и т.п.), «импредикабельными», в отличие от «предикабельных» свойств, относящихся к себе (например, «абстрактное»). Свойство «импредикабельное» импредикабельно в том и только в том случае, когда оно предикабельно. Впрочем, некоторые логики (например, советский учёный Д. А. Бочвар) причисляют к «собственно логике» («чистой логике») только узкое исчисление предикатов (быть может, с равенством), свободное от П. (см. Логика предикатов , Логика). П. же, с точки зрения Бочвара, возникают уже в самой теории множеств (к которой относится и расширенное исчисление предикатов) из-за неограниченного применения так называемого принципа свёртывания (или принципа абстракции), позволяющего вводить в рассмотрение множества объектов, задаваемые с помощью произвольных свойств этих объектов (см. Определение через абстракцию). Устранение П. достигается здесь при помощи многозначной логики (См. Многозначная логика): парадоксальным утверждениям (типа расселовского, например) приписывается третье (наряду с истиной и ложью), истинностное значение: «бессмысленность». Другой важный класс П., также возникающих при рассмотрении некоторых понятий теории множеств и многоступенчатой логики, связан с понятиями обозначения, именования, осмысления истины (лжи) и т.п.: это так называемые семантические П. К ним относятся, например, парадокс Ришара - Берри (в одной из формулировок которого речь идёт о фразе «наименьшее натуральное число, которое нельзя назвать посредством меньше чем тридцати трёх слогов», определяющей - по крайней мере согласно обычным представлениям об «определимости» - некоторое натуральное число при помощи тридцати двух слогов), наиболее древний из известных П.- так называемый «лжец», или «лгущий критянин» (порождаемый фразой «все критяне - лжецы», приписываемой критскому философу Эпимениду, или же просто фразой «я лгу»), а также парадокс Греллинга: назовем прилагательные, обладающие называемым ими свойством (например, «русское» или «многосложное»), негетерологическими, а прилагательные, не обладающие соответствующим свойством («английское», «односложное», «жёлтое», «холодное» и т.п.),- гетерологическими; тогда прилагательное «гетерологическое» оказывается гетерологическим в том и только в том случае, когда оно негетерологично. Поскольку семантические П. формулируются не столько в логико-математических, сколько в лингвистических терминах, их разрешение не считали существенным для оснований логики и математики; однако между ними и логическими П. имеется тесная связь: последние относятся к понятиям, а первые - к их именам (сравните парадоксы Рассела и Греллинга). П., то есть выводы из, казалось бы, верных (во всяком случае общепринятых) исходных принципов, противоречащие опыту (и, быть может, интуиции и здравому смыслу), встречаются не только в чисто дедуктивных науках, но и, например, в физике (так, «парадоксальными», то есть противоречащими многовековой научной традиции, выводами изобилуют теория относительности, квантовая механика). Анализ многих таких П. (например, фотометрического и гравитационного П. в физике и космогонии; см. Космологические парадоксы) так же, как в логике и математике, сыграл важную роль для соответствующих научных дисциплин. В более широком смысле сказанное можно отнести вообще к любым уточнениям научных теорий, обусловленным тем, что новые экспериментальные данные вступают в противоречие с принципами, ранее казавшимися надёжно проверенными; такие уточнения являются неотъемлемой частью общего процесса развития науки. Лит.:
Френкель А. и Бар-Хиллел И., Основания теории множеств, пер. с англ., М., 1966, гл. 1 (имеется подробная лит.); Fraenkel A. A., Bar-Hillel J., Levy A., Foundations of set theory, 2 ed., Amst., 1973. Большая советская энциклопедия. - М.: Советская энциклопедия
.
1969-1978
.
Смотреть что такое "Парадокс" в других словарях:
- (греч. paradoxos неожиданный, странный) в широком смысле: утверждение, резко расходящееся с общепринятым, устоявшимся мнением, отрицание того, что представляется «безусловно правильным»; в более узком смысле два противоположных утверждения, для… … Философская энциклопедия
- (греч. paradoxos «противоречащий обычному мнению») выражение, в котором вывод не совпадает с посылкой и не вытекает из нее, а, наоборот, ей противоречит, давая неожиданное и необычное ее истолкование (напр. «Быть естественным поза», «Я поверю,… … Литературная энциклопедия
