Церковная апостасия разгорается. Празднование на небесах

«Делегаты съезда религиозных лидеров, среди которых были представители ислама, ряда христианских конфессий, буддизма, даосизма, зороастризма и других вероучений, одновременно совершили молитвы за мир на Земле». …

«О временах же и сроках нет нужды писать к вам, братия, ибо сами вы достоверно знаете, что день Господень так придет, как тать ночью. Ибо, когда будут говорить: «мир и безопасность», тогда внезапно постигнет их пагуба». (Первое послание св. Ап. Павла к Фессалоникийцам 5:3) …

«Меня нимало не удивляет произошедшее: «Бог поругаем не бывает. Что посеет человек, то и пожнет: сеющий в плоть свою от плоти пожнет тление; а сеющий в дух от Духа пожнет жизнь вечную» (Гал.6,7-8). «Сеющее в плоть» безмерного обогащения правящее филокатолическое лобби РПЦ МП решило спрятать череду предательств и отступлений от православной веры за дымовой завесой украинской трагедии. При этом РПЦ, имея мощные и действенные рычаги и механизмы к предотвращению и прекращению братоубийственной бойни, лишь преступно подыгрывала политической конъюнктуре всех противоборствующих сторон. И жертвами этой чудовищной «игры» стали десятки тысяч простых граждан Украины и России, чьей кровью – кровью ритуальных заместительных жертв - были обильно умащены капища всевластия мамоны». …

«Всё, что сейчас происходит в сфере одобрения Константинопольским патриархом украинской автокефалии, можно назвать одним большим спектаклем. Хорошо разыгранным лицедейством, которое напоминает нейролингвистическое программирование. В силу своей общей богословской неграмотности, непонимания духовных вопросов наши люди (не все - не будем обвинять скопом) оказываются под большим влиянием слов, смысла которых они не понимают. И, играя такими словами, людьми можно управлять. Всё, что сейчас происходит в нашей религиозной жизни, как раз является свидетельством и следствием такого нейролингвистического спектакля». …

ГОРЬКО, ПЕЧАЛЬНО И СТРАШНО! Тонущий Кинотис Афона задаёт апостасийный тон православным во всём мiре!

«Все игумены и антипросопы Святой Горы (кроме монастыря Есфигмен), подражая преступному молчанию епископата, в апостасийном унисоне усердно молчат. Неслыханные и невиданные в истории Святой Горы доселе гонения «святогорцев» Варфоломея на Святогорцев — Исповедников Православия — неоспоримое свидетельство для Православных во всём мiре, что действительно сегодня официальное руководство Святой Горы, в лице игуменов и антипросопов монастырей, вольно или невольно, выбирает не путь Божий – Исповедничество и страдания ради Христа, а погибельный путь потворства слугам антихристова экуменизма, следуя покорно за экуменистами, изгоняя из своей среды Православных монахов-исповедников!!!
Да, вы прекрасно разбираетесь в Богословии, потому что вы начитаны, образованы, имеете житейский, монашеский и духовный опыт, но вы выбрали или точнее сказать создали себе какое-то своё новое исповедание веры — исповедничество без Креста, без страданий за Истину, о которой вы знаете и пишите! Этот путь, которому вы учите – не Святоотеческий!» …

«Еще вопрос Ваш: «Что нам делать и куда идти?» По глубочайшему моему убеждению, Истинная Церковь Христова, «Жена облеченная в солнце» (Апок. 12, 1), уже находится в пустыне, ибо ангелы Церкви нашей - Кирилл и Петр, первостоятели и епископы-исповедники поместных Церквей - все они в ссылке и изгнании в местах пустынных - следовательно, и мы, верные Церкви той, тоже находимся в пустыне. А в пустыне же что иного делать, как только молиться? Господи, помилуй! Господи, помилуй!» …

«По сути от современной «церкви», осталась только внешняя оболочка для удержания старой паствы, православный фантик… дух-же которой служит антихристу. Поэтому и называется она блудницей. Путь слияния с миром, принятие его ценностей, молчание о их вреде, соглашательство на любые компромиссы ради сохранения недвижимости, а иногда ради бонусов и дотаций, в виде государственной поддержки, что если не блуд с вельможами? Но есть еще и духовный блуд в котором она так-же уличина, это ересь ересей - экуменизм.

Как вы думаете, почему сказано, что антихрист родится от блудницы? И что есть блудница? Лжецерковь породит это поганого притворщика». …

«В день общенационального траура в связи с гибелью людей в Кемерово в Иоанно - Предтеченском соборном храме г. Кумертау Преосвященнейший Николай, епископ Салаватский и Кумертауский в молитвенном присутствии имама совершил панихиду по жертвам трагедии независимо от их конфессиональной принадлежности, затем «братья по несчастью» отправились в мечеть, где провели намаз–поминальную молитву по всем погибшим». …

«Предреченные ими страшные бедствия исполнились столетие назад. Сегодня мы вновь подошли к последней черте, поэтому и следуют одно за другим грозные предупреждения Божии – падения авиалайнеров, пожары, наводнения и другие катастрофические происшествия.

Неужели опять будем наступать на те же грабли? Тогда обрушатся на страну и народ еще более страшные несчастья. Это – духовный закон, о котором писал еще великий вселенский учитель и святитель Василий Великий: «Разрушения же городов, землетрясения, наводнения, гибель воинств, кораблекрушения, всякое истребление многих людей, случающееся от земли или моря, или воздуха, или огня, или какой бы то ни было причины, бывают для того, чтоб уцеломудрить оставшихся; потому что Бог всенародные пороки уцеломудривает всенародными казнями». …

Из главы 3 «Время и Церковь» части III «РУССКАЯ ИДЕЯ СЕГОДНЯ» книги Молоткова А.Е. «Миссия России. Православие и социализм в XXI веке»

Церковь и общество

Одной из важнейших проблем нашего времени, существенно тормозящей процессы национального возрождения, является актуализация православного миропонимания в сфере социально-общественной жизни. Обладая безусловным моральным авторитетом, православие, тем не менее, очень слабо отражается на реальной общественной жизни, оставаясь своего рода заповедником христианской духовности без какой-либо практической связи с общественным бытием. Социально-общественная жизнь идет своим мирским чередом, а Церковь при этом как некая духовно-религиозная «лечебница» лишь утешает страждущих, вразумляет заблудших и поддерживает немощных – не имея какого-либо существенного влияния на макросоциальные процессы.

Робкая попытка Церкви как-то обозначить свое отношение к обществу и государству в современных исторических условиях, изложенная в «Основах социальной концепции РПЦ» носит, к сожалению, чисто декларативный и половинчатый характер, являясь идеологически неопределенным документом. Не случайно многие положения этой концепции в силу своей обтекаемости и сомнительного нравственно-идеологического универсализма оказались вполне приемлемы и для социальной концепции другой «традиционной религии России» – иудаизма, во многом буквально слово в слово продублировавшей концепцию РПЦ .

Может показаться, что такая, явно заниженная, социальная роль Церкви в современном российском обществе связана со спецификой исторически переходного состояния, в котором православная Церковь оказалась после почти векового вынужденного отсутствия в российском обществе, и что стоит лишь приложить еще некоторые дополнительные усилия, и былое единство Церкви и общества восстановится само собой. Однако это далеко не так… За этим явлением стоит значительно более фундаментальное обстоятельство: проблема отношений Церкви и общества имеет собственную, очень давнюю и во многом болезненную предысторию, которая лишь в наше время открылась в своих клинических проявлениях. Суть ее в том, что общество, являясь периферией Церкви и в то же время периферией «мира», есть духовно неустойчивая, переходная область человеческого существования, где перманентно встречаются и противоборствуют греховное начало мира и благодатное начало Церкви. На протяжении всей христианской истории этот процесс шел с переменным успехом для той и другой стороны, и наше время лишь подводит итоги этого незримого духовно-исторического противостояния.

В первые века христианства противостояние Церкви и языческого мира было более жестким и выражалось в открытых формах гонений на христиан, но со времен Константина и Юстиниана перешло в скрытую латентную форму. Фактически, когда христианство стало господствующей религией, и каждый подданный огромной греко-римской империи обязывался быть христианином под страхом наказания, произошло смешение двух миров – благодатного мира Церкви и греховного мира языческого общества, в результате чего и образовалось то «светское» христианское общество, которое, конечно же, нельзя было признать действительно христиански преображенным. Это было исторически условное, компромиссное решение задачи о христианском обществе как первичной основе «христианского государства». Характеризуя специфику этого новообразованного (вторичного) христианского общества В.Соловьев писал: «Прежнее действительно христианское общество расплылось и растворилось в христианской по имени, а на деле – языческой громаде. Преобладающее большинство поверхностных, равнодушных и притворных христиан не только фактически сохранило языческие начала жизни под христианским именем, но всячески старалось – частию инстинктивно, а частию и сознательно – утвердить рядом с христианством, узаконить и увековечить старый языческий порядок, принципиально исключая задачу его внутреннего обновления в духе Христовом» .

В результате, несмотря на видимое историческое торжество Церкви, общественная жизнь развивалась по линии собственной социально-исторической инерции, сохраняя свое несовершенство (часто еще языческое) со всей неумолимостью эмпирического детерминизма. По существу именно здесь, в общественных формах бытия как внешнем относительно Церкви мире, была локализована и сохранялась вся масса («традиция») человеческого греха, которая как историческое наследство языческого мира продолжало довлеть над христианским обществом. Церковь же, занятая внутренним историческим становлением (борьба с ересями, выработка догматики, отношения с властью и т.д.), во всю свою историю не имела достаточно духовных и властных сил для серьезных попыток вмешательства в общественное бытие для уменьшения в нем влияния греховного (языческого) начала. И это несмотря на то, что фактически все поле общественной жизни являлось со времен раннего средневековья «внешним телом» самой Церкви, ведь абсолютное большинство членов общества являлись ее крещеными чадами. В этом есть очевидное экклезиологическое противоречие… Попытка Церкви разрешить это противоречие в форме «симфонии» не привела к какому-либо существенному разрешению этого вопроса, сводясь в основном к общему прагматическому выстраиванию политических отношений между Церковью и мирской властью. Причем чаще именно мирская власть в этом договоре о «симфонии» в силу чисто эмпирических причин доминировала над властью духовной… В результате, несмотря на то, что христианство в римской империи являлось государственной религией, общественные отношения оставались почти языческими: «христианская государственность при нехристианских общественных отношениях – вот что такое константиновская эпоха» . Да и сам вопрос о «симфонии» так и не приобрел в исторической Церкви своего законченного догматического оформления, оставаясь своего рода формой общественного договора между Церковью и мирской властью для более сносного сосуществования двух качественно различных миров.

Таким образом, общество, являясь фактически телом Церкви, не являлось прерогативой деятельности Церкви(!), но практически полностью оставалось (и остается доныне) под властью греховного мира. Очевидно, такое положение не может быть признано нормой и требует пристального экклезиологического осмысления. Как нельзя говорить о спасении человеческой души при греховности человеческого тела, так нельзя ожидать спасения Церкви при греховном бытии общества, составляющего ее эмпирическое мирское тело. «Кто не собирает со Мною, тот расточает» [Мф.12.30] – если не Церковь преображает мир (общество) своей святостью, то мир «преображает» Церковь своей греховностью, подчиняя ее деятельность своим законам, т.е. тому, что и называется апостасией – отступлением Церкви от христианской Истины.

Социальная сфера – это не частный вопрос «нравственного богословия», это вопрос догматического самоопределения Церкви в мире, вопрос о внутреннем единстве ее духовно-социальной природы, о смысле и предназначении ее существования в реальной человеческой истории. Отпадение социального (внешнего) тела Церкви от ее (внутренней) Богооткровенной Истины, чревато историческим крушением Церкви, – что и произошло в недавней русской истории. Именно распадение аспектов земного и небесного служения Церкви раскрывает нам тайну трагедии русской Церкви в XX веке, павшей как «царство, разделившееся само в себе». Внутренние первоистоки этой трагедии еще далеко не осмыслены церковным сообществом в качестве повода для покаяния и глубокой переоценки социальных вероучительных установок. Хотя масштаб трагедии, казалось бы, взывает к фундаментальности такой переоценки.

Одной из немногих попыток подобного социального анализа церковной катастрофы XXвека является статья Н.Сомина «По грехам нашим», в которой автор, в частности, пишет: «…Большевики обличили нас, христиан, в нежелании строить праведное общество. А по сути дела – обличили нас в фарисействе, в безлюбовности, в стремлении протиснуться в Царство Божие обрядовой праведностью. Мы должны не проклинать их, а благодарить за науку, каяться и исправлять свои ошибки, учась лучшему, что дала советская цивилизация.

Причем, нам следует чутко присмотреться к той духовной логике, в рамках которой совершался суд Божий. Игнорируя социальное поле битвы за правду Божию, Церковь оказалась наказанной именно социальным движением, на знаменах которого были написаны лозунги восстановления справедливости и правды земной. Не услышав призыв Бога строить вместе с Ним Царство Божие на земле, Церковь стала гонимой от людей, которые вознамерились строить на земле рай без Бога. Отвергнув христианский социализм, Церковь была судима социализмом атеистическим. Нам нужно внимательнее прочитать евангельскую притчу о званых на пир [Мф.22,2-14; Лк.14,16-24], где Господь «послал звать званых на брачный пир; и не хотели придти» [Мф.22,3]. Вот и тогда, в России, Господь призывал своих избранных к работе на социальном поприще. Но избранные отнекивались: «надо правило вычитать», «надо храм подновить», «надо епархию объехать». И тогда Господь в гневе «сжег город их» [Мф.22,7], а на это служение призвал других «кого только нашли, и злых и добрых» [Мф.22,10], далеко не в брачной одежде и делавших дело по своему разумению. Повторяем, им, большевикам-атеистам, Господь уготовал свой суд. Но сейчас речь не о них, а о нас, христианах – «званые не были достойны» [Мф.22,8]. Господь как бы дает нам вполне определенные знаки для понимания судов Своих, и мы обязаны эту духовную логику расшифровать. Но, увы, Церковью в узком смысле подлинный смысл выражения «по грехам нашим» так и не был понят» .

К сожалению, нынешнее «репринтное» переиздание социальной позиции Церкви по образцу XIX века – грозит ее окончательной национально-исторической маргинализацией как неактуального общественного института. Острота ситуации, которую так часто не замечают благодушные апологеты нынешнего «церковного возрождения», состоит в том, что ныне, как и в начале XX века, социальный выбор Церкви предопределяет историческую судьбу России XXI века. Если Церковь вновь повторит свою социальную ошибку по отношению к обществу, то Россию (а с ней и Церковь!) ожидают ничуть не меньшие катаклизмы, чем пришлось пережить русскому народу в прошлом веке – и эти катастрофические процессы уже начались…

Путь, которым идет сегодня российское общество, – путь либерально-рыночных (капиталистических) социальных отношений – губителен для русской цивилизации как в экономическом, так и в духовно-нравственном отношении, об этом много писалось в патриотической печати. Но этот путь следует признать губительным и для православной Церкви, являющейся неотъемлемой частью российского общества. И не только потому, что демографическое вырождение русской нации, прямым образом отразится на количественном составе русской Церкви, а главным образом потому, что путь рыночного либерализма в духовно-религиозном смысле это широкие врата глобальной апостасии. Этот путь может быть органичен для протестантизма, может быть приемлем для католичества но это путь погибели для православия. Если протестантская этика сама породила западный (капиталистический) тип общества, а католичество всегда было способно идти в ногу с миром , принимая его таким, какой он есть, то православие всегда отрицало этот мир, будучи путем к миру иному . Если сегодня православная Церковь в соответствии с общей исторической инерцией («по простоте») признает неолиберальную идеологию «золотого тельца» в качестве единственной альтернативы для русского общества, то вопрос о православном свидетельстве миру христианской Истины благополучно перейдет в сугубо абстрактную плоскость; тогда православие окончательно утратит свое актуально-историческое цивилизационное значение и превратится в реликтовое национально-этнографическое образование для «факультативного» использования. Ибо общественная реальность будет находиться в «невместимом противоречии» с учением Церкви, и верующее сознание окажется в тяжелейшем шизофреническом состоянии выбора между «юродством» истинной веры и «истинами» неолиберальной действительности. И это состояние окажется тем более тягостным, чем полнее будет официальная «симфония» между православной Церковью и западно-ориентированной российской властью. К сожалению, уже сегодня все признаки этого официально-апостасийного процесса налицо.

Финал апостасии известен: «и поклонятся ему все живущие на земле… » [Откр.13.8]. Как бы ни казалась мифологически отдаленной подобная перспектива, надо быть реалистами и понимать, что выбор будущего происходит уже сегодня. Водоворот мировой истории неумолимо движется к своему эсхатологическому финалу, и то, в каком качестве предстанет православная Церковь перед «соблазнами антихриста », зависит от того, окажется ли она в потоке общемировой апостасии или сможет, как в свое время Лот с семейством, выйти за черту постхристианского мира. При этом надо отчетливо представлять, что последнее, в условиях глобализационных реалий современного мира, возможно для православия лишь в единстве с Россией как духовно , идеологически и политически независимой государственностью. Что подразумевает образование на базе этой государственности иной (не западно-ориентированной) христианской цивилизации . И иного пути нет!

Россия (и русское православие) находится сегодня в исключительной исторической ситуации, когда инерция прошлого (со всей исторической тяжестью и ошибками) уже исчерпана, а инерция будущего (со всей исторической необратимостью) еще не набрала свои обороты. Это своеобразная точка исторического покоя – идеальное место для рождения новой цивилизации… Без революций и потрясений, на краю «цивилизованного мира», в состоянии исторической беспомощности, так, как рождалось в истории и само христианство, должна проявить свои контуры новая христианская цивилизация. Все мы, патриоты России, так или иначе предчувствуем и носим эту цивилизацию в своей душе: кто в образе Святой Руси, кто в образе Светлого коммунизма, кто в виде Православного царства или идее Пятой империи. Но всех нас объединяет общая устремленность к иному , более совершенному миру, и сама эта национально-соборная устремленность есть реальная предпосылка к преодолению инерции истории, к выходу на новый уровень общественного существования. «Вера есть осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом » [Евр.11.1] осталось перевести потенциал нашей веры в реальное историческое действие. По существу именно здесь должно состояться подлинное «второе крещение Руси» как сознательный переход общества к осуществлению христианства в своей социальной практике.

Может показаться, что совершенное общество это не самоцель: цель преображение человека, приближение его облика к евангельскому совершенству через актуальное раскрытие его Богоподобной сущности. Но то и другое (общество и человек) абсолютно и органично слито, ибо человек по природе социальное существо, а общество – не что иное, как система межчеловеческих связей. Евангельское откровение учит личному совершенству на основе деятельной любви к ближнему по существу призывая к совершенству межчеловеческих отношений. Это означает, что область межчеловеческих (социальных) отношений есть важнейшая, с экклезиологической точки зрения, зона христианского внимания, поэтому и вопрос о системесоциальных отношений (как основном атрибуте государственности) не может быть для христианского сознания второстепенным. Насколько эти отношения совершенны, т.е. отвечают евангельским максимам, настолько совершенно и общество, настолько шире возможности каждого члена общества по осуществлению христианской добродетели. Христианство – это не религия одиночек, ищущих лишь своего спасения, наоборот, по своему существу это религия новой общественности , основанной на единодушии во Христе: «Христианство есть именно община, т.е. Церковь,…– писал Г.Флоровский. – Весь строй христианской жизни общественен и корпоративен. Все христианские таинства по своей сути являются таинствами социальными… Поэтому созидать Церковь Христову значит созидать новое общество, т.е. воссоздавать человеческое общество на новой основе» .

«Зажегши свечу, не ставят ее под сосудом, но на подсвечнике, и светит всем в доме…» [Мф.5.15]– это выражение в полной мере относимо к положению Церкви в обществе. Тенденция «келейного» замыкания на внутреннем бытии Церкви как наследие недавнего времени, когда данная стратегия была вынужденной, ныне ни в коей мере не оправдана. Свет, который светит лишь «для себя» (или «внутри себя») не есть свет , в этом отношении он ничем не отличается от тьмы . Природа света – изливаться наружу, исходить из себя, пронизывать и освящать все окружающее. «Вы свет миру» [Мф.5.14] и тут нет оговорок, что, мол, мир ныне слишком темен, не бывает слишком темной тьмы, бывает лишь слабый свет… Свет Истины христианства обладает несравненно большей мощностью, нежели наше келейное христианство или христианский мир нашей личности. Этот свет призван освещать и мирвнешний , т.е. общество и человечество в целом именно с этой целью Он пришел в мир. Свет христианского Откровения предназначен для мира и, хранимый в Церкви, он должен непрерывно проецироваться и изливаться наружу, освящая окружающий мир, каждое событие в нем: бытовое, культурное, социальное, экономическое и политическое, т.е. всю макроструктуру общества.

«Так да светит свет ваш перед людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного» [Мф.5.16] – в этом призвание христиан в непросветленном мире: преображать его «видимым светом» христианского действия, с высоты знания Истины, от имени высшей духовной власти принадлежащей Творцу мира. Ожидание, что общество само придет к Церкви («воцерковится») – не оправдано и не реализуемо в силу различных природ общества и Церкви. У общества нет к этому объективной потребности, его природа утилитарна – текущее бытие во времени и пространстве. Природа же Церкви иная (духовная) – быть хранилищем Света, который «не от мира сего » и лишь освещая этим светом мир, Церковь в полноте реализует свою природу. То есть Церковь помимо собственной обращенности внутрь (в таинство) должна непрерывно исходить в мир , преображая его социальное пространство духовно-деятельным светом истины. Если источник света в Церкви действительно сам Творец мира, то опасения, что силы Церкви могут при этом иссякнуть, излишни…

Таким образом, в Откровении христианства существует внешнее социальное измерение , которое в отличие от внутреннего христианства (аскетика, догматика, литургика) не получило еще своего актуального выражения в истории. Это измерение не есть чуждое относительно Церкви социально-утилитарное пространство, но есть лишь не преображенное благодатью Истины внешнеетело Церкви. Преображение этого социального тела (общества) есть внутренняя задача Церкви. На этом пути открывается качественно новое понимание христианства – христианство социальное ,– т.е. христианство, расширяющее зону своей сотериологической ответственности до масштабов общества.

Говоря о возможности подобного нового социального христианства о.С.Булгаков писал: «…Я лично думаю, что здесь мы имеем еще не раскрытую сторону христианства, и ее раскрытие принадлежит будущему. Для христианства, конечно, недостаточно приспособляться к происшедшим в жизни независимо от него изменениям… как это было и есть до сего времени. Оно призвано вести народы, пробуждать их совесть и напрягать их волю к новым целям, которые объемлются в их безмерности. Иными словами, мы чаем пробуждение нового пророчественного духа в христианстве… и на его дальнейшее возгревание уповаем в послебольшевистской России. Речь идет о большем, даже несоизмеримо большем, нежели христианский социализм в разных его видах, как он существует во многих странах. Речь идет о новом лике христианства общественного, о новом образе церковности и творчества церковного социального, то, что ныне называется социализмом, есть только один из внешних прообразов того изобилия даров, которые содержит в себе Церковь».

Здесь очень симптоматично понимание социализма как раскрытие одного из «прообразов» внутренних даров Церкви. Именно в этом направлении открываются перспективы реализации социального христианства, где новый (неизмеримо больший) христианский социализм может быть понят как социальная актуализация Церкви в мире. В этом социально-христианском направлении находятся одновременно и возрождение России, и возрождение Церкви: Россия подходит здесь непосредственно к осуществлению социальногоидеала Русской идеи, а православная Церковь обретает «второе дыхание» на уровне нового исторического горизонта, возвращаясь к предельно активной теократической роли в обществе XXI века. Для осознания масштаба и значения перехода Церкви на новый уровень отношений с обществом можно вспомнить одну из заключительных евангельских сцен – последнее явление ученикам («не поймавших в ту ночь ничего…»), воскресшего Христа при море Тивериадском. Когда стоявший на берегу и не узнанный сначала Христос сказал ученикам: «…закиньте сеть по правую сторону лодки, и поймаете. Они закинули, и уже не могли вытащить сети от множества рыбы» [Ио.21.6].

Таким представляется нынешний выбор Церкви в духе евангельской перспективы – ее миссия в мире еще не исчерпана… В более прозаическом, практическом плане это означает решительный поворот Церкви к социальной и общественно-политической проблематике. Отвлеченная моральная проповедь христианской добродетели вне связи с конкретно-историческим социальным контекстом, наоборот, обрекает православие на общественное отчуждение и исторический упадок. Как пишет Ю.Булычев, «только позитивное восприятие православием нужд мира сего, задач строительства одухотворенной культуры и человечной цивилизации, лишь установка на усовершенствование не одной личной души, но и общественных отношений способны вдохнуть новые силы в восточное христианство, вновь превратить его из зерна, спящего в земле, в силу духовно-историческую» .

Нынешний исторический рубеж требует предельно активной общественно-социальной позиции Церкви, если она действительно претендует на статус духовной власти и осознает свою историческую ответственность за судьбу России. И одним из первых актов такой позиции должна стать духовная мобилизация нации на выход из исторической смуты. Точнее даже сказать, только таким путем и может Церковь вернуться в общество в качестве духовно-идеологического авторитета: если реально, т.е. общественно-политически, сплотит общество к прорыву из тисков исторической безысходности. Речь при этом не идет о создании очередной православной партии «За Русь Святую», а о соборно-политической консолидации общества вокруг осознанной идеологии национального возрождения и политического лидера, способного стать олицетворением этой идеологии. Идеология, как говорилось выше, есть актуально-историческое выражение национального самосознания, и кому как не Церкви отстаивать ее фундаментальные приоритеты?!

Необходимо сместить традиционные акценты: не «респектабельный православный патриотизм», а «маккавейское» подвижничество является сегодня наиболее адекватным исповедничеством истинной веры , ибо море апостасийного мира, слившееся с антинациональной властью, грозит окончательно извратить духовные святыни русской цивилизации, обрекая тем самым русский народ и русскую Церковь на историческое вырождение. Это подразумевает всеобщую мобилизацию православно-патриотического духа на защиту принципиальных ценностей национально-исторического миросозерцания, попранных ныне идеологией рыночного тоталитаризма. По словам А.Панарина, «узурпаторы пуще всего боятся церкви, способной снова выгнать менял из храма. Поэтому истинное противоборство нашего века олицетворяется столкновением не демократии и тоталитаризма, а экономического тоталитаризма и духовно-религиозного фундаментализма . Только ортодоксально фундаменталистская, духовно упрямая церковь сегодня способна находиться рядом со страждущими, обиженными и угнетенными; церковь реформированная, адаптированная к современности, обречена оказаться по сю сторону со своими спонсорами – жирующей средой "новых богатых", мечтающих дополнить "рынок политических товаров" рынком индульгенций» .

Можно, конечно, и дальше делать вид, что в обществе между Церковью и властью сегодня осуществлена политически оптимальная «симфония» – …на дипломатической дистанции, когда «церковь отделена от государства, а государство – от церкви» и все, как говориться, при своих… Но это лукавство, уместное для светской власти, вряд ли к лицу власти духовной. Церковь, которая не несет реальных теократических функций в обществе, приобретает откровенно бутафорский оттенок, служа еще одним благообразным прикрытием властного беззакония. Ложью утверждается власть зла в мире, и Церковь в первую очередь должна стать оплотом Правды! Пастырский, духовно-организующий голос Церкви должен четко и недвусмысленно прозвучать в идеологически рассеянном и дезориентированном русском обществе, назвать вещи своими именами и заложить тем самым первичный духовно-идеологический фундамент национального возрождения. «Раньше Церковь нашу называли Церковью молчания, – пишет прот.А.Шаргунов, – потому что насильно был замкнут рот. Неужели она может быть и теперь этой Церковью молчания! Если бы с самого начала так называемой перестройки Церковь возвысила бы свой голос против этого страшного сатанинского растления, которое совершается в нашем Отечестве, не молчала, то, конечно, многое сейчас было бы иным. Тогда авторитет Церкви был самым высоким, по всем опросам социологов. Люди за годы безбожного коммунизма изголодались по слову высшей правды, тогда растление еще ужасало, шокировало нормальное сознание, еще не привыкли к нему так, как сейчас. То, что упущено, уже не вернешь. И сейчас, если мы будем продолжать хранить это молчание, которое может обществом восприниматься как знак согласия с беззаконием, плохо, конечно, будет и нам, и всем, кто ждет от Церкви спасения» .

Невозможна «симфония» между правдой и ложью ! Свидетельство истины требует мужества обличения зла этого мира во всех его проявлениях – иначе истина принимает оттенок лжи. Это подразумевает выход Церкви на общесоциальный и политический уровень в качестве фундаментального «голоса правды», способного стать центральным ориентиром национально-исторического возрождения. Закончить размышления об обществе и Церкви можно еще одной цитатой А.Панарина, где всем двусмысленностям нашего лукавого постмодернистского времени, стремящегося смешать истину и ложь в угоду новым «господам мира сего», он противопоставляет спасительную подлинность духовно-нравственного фундаментализма Церкви:

«Многое, слишком многое свидетельствует о том, что наш век – канунный. И противоборство начал добра и зла в нем в самом деле обострилось предельно. И на фоне такого обострения духовная власть, внимающая исступленным мольбам и стенаниям загоняемых в гетто народов, не может быть светски отстраненной и скептически остуженной. Сегодня она может быть только фундаменталистской. Только фундаменталистски выстроенное духовное пространство способно стать надежным ориентиром для заблудших и надежным убежищем для гонимых. Любое другое окажется легко оккупируемым теми, кто и без того благополучно устроился на этой земле и для кого храм – разновидность духовного развлечения, а не место, где решаются последние вопросы. Именно те, кто мечтал демонтировать духовную власть как источник "нетолерантных" типов сознания, в конечном счете, провоцируют ее появление в невиданно непреклонной форме – в форме нового фундаментализма. Церковь господская может быть скептической и толерантно-всеядной. Церковь гонимых должна обладать способностью решительно отделять зерна от плевел, добро от зла, ибо гонимым не до стилизаций – они живут трагически подлинной жизнью, не содержащей постмодернистских «пустот» и двусмысленностей. Эта грозная Церковь уже тайно входит в мир к вящему беспокойству временщиков, думающих оттянуть время, но на самом деле ускоряющих его» .

Соловьев В.С. Об упадке средневекового миросозерцания. // Соч.: в 2 т. - М., 1990. Т.2. С.343.

Флоровский Г. Социальная проблема в Восточной Православной Церкви // Христианство и цивилизация. - СПб., 2005. С.596.

Булычев Ю.Ю. Православие, Россия и современная цивилизация // Русское самосознание. - 2005. № 11. С.107

Вехи пути агасфера Александра Леонидовича Дворкина:
хиппи Агасфер (в Москве)
-> пошел вроде бы за Христом (в США)
-> ярый инквизитор-ассенизатор у бога своего (РФ)
-> гонитель Христа, иуда-предатель…

Древний легендарный Агасфер (иначе "вечный жид") - видел Христа, рядом был,
но оттолкнул Его, отринул, презрел…
Так и наш одиозный персонаж, Александр Леонидович Дворкин ,
боец невидимого фронта, неутомимый инквизитор, замечательный оратор,

- : Агасфер

Мы не с Тобою, - мы с ним (антихристом), вот наша тайна!..
«Легенда о великом инквизиторе»

- об инквизиторской рати, вкл. Дворкина со товарищи

Перечитайте онлайн «Легенду о великом инквизиторе» Ф.М.Достоевского и краткий анализ поэмы от архиепископа Иоанна (Шаховского) - под катом

Феодор Достоевский «Легенда о великом инквизиторе»

Знаменитую «Легенду о великом инквизиторе» Ф.М.Достоевского все знают, но почти никто не помнит точного ее содержания. А между тем, в наше время «великий инквизитор» живет и действует в лице многочисленных своих последователей (дворкиных-агасферов), которые неутомимо работают (и многого достигли) именно по описанной Достоевским инквизиционной антихристовой программе, и всеми силами приближают временное торжество своего хозяина - перед гибелью и преображением этого мира в Великий Судный День Второго Пришествия Иисуса Христа - Бога и Господа нашего.

и читайте (вкрапленный в текст поэмы) глубокий анализ этого произведения Федора Михайловича Достоевского - руки (Небольшие по объему мысли владыки Иоанна (Шаховского) приведены без сверток - ослабленным шрифтом на слабом фоне - в точности как этот самый блок-врезка, что видите в этом месте. Первая же свертка - прямо под этой врезкой)

Архиепископ Иоанн (Шаховской): ВЕЛИКИЙ ИНКВИЗИТОР ДОСТОЕВСКОГО

ВЕЛИКИЙ ИНКВИЗИТОР ДОСТОЕВСКОГО

Архиепископ Иоанн Сан-Францисский (Шаховской)

Легенда о Великом Инквизиторе
- .
Достоевский собрал в фокус все возражения в мире
- против Бога и дела Христова
и выявил это в Легенде.

Что вдохновило Ф.М.Достоевского на создание повести? Сама жизнь, которую он увидел в ее корнях. И он пожелал выявить в мире зло так, чтобы виднее стала дорога к Богу.

В 17-й главе Апокалипсиса Иоанна Богослова - ключ к Легенде о Великом Инквизиторе. Эта глава о соблазне вавилонской блудницы, участвующей в развращении мира; она царствует и грешит со всеми царями земными, закрывая от людей небо, погружая их в похоть физическую и духовную.

Но будет Суд над представителями вавилонического учения , которые пытаются хозяйничать в истории без Бога и Сына Божьего.

"И пришел один из семи Ангелов, имеющих семь чаш, и, говоря со мною, сказал мне: подойди, я покажу тебе суд над великою блудницею, сидящею на водах многих; с нею блудодействовали цари земные, и вином ее блудодеяния упивались живущие на земле" (откр. XVII, 1-2).

Самое глубокое преступление против Любви происходит не в области плоти, а духа. Люди призваны отдавать свое безсмертное сердце Богу. Но, впадая в духовное прелюбодеяние, они отдают сердце одним земным ценностям, материальным задачам и интересам. Правители народов так и "прелюбодействуют", заражая свои страны гордыней автономности от нравственных законов, независимости от Творца.

"И я увидел жену, сидящую на звере багряном, преисполненном именами богохульными, с семью головами и десятью рогами", - говорит тайновидец Иоанн Богослов (Откр. ХVII, 3). "Семь голов" - это семь смертных грехов, а "десять рогов" есть указание на то, что апокалиптический зверь борется против 10 заповедей Божьих и бодает их…

"Зверь, которого ты видел, - говорится в Откровении Иоанна Богослова, - был, и нет его, и выйдет из бездны, и пойдет в погибель; и удивятся те из живущих на земле, имена которых не вписаны в Книгу Жизни от начала мира, видя, что зверь был, и нет его, и явится" (Откр. ХVII, 8).

Те, которые "удивляются", должны перестать удивляться временной силе беззакония, приняв слова Христовы, что Он будет последним победителем всего.

Великий Инквизитор - адвокат "Вавилона", противления Творцу. "Вавилонический" дух всё по-разному пытается захватить человечество в [разные периоды] истории.

Только Именем Христовым, Богочеловеческим, можно защититься от зла. Только наученный Христом человек способен заметить свою ложь и ложь окружающей жизни и пронзить ложь острым духовным взглядом (этот взгляд почувствовал на себе Инквизитор, когда он говорил перед Христом)…

"Легенда о Великом Инквизиторе" не только философски, но и литературно-формально - труднейшая часть романа "Братья Карамазовы". Трудна она помимо своей религиозной глубины еще и тем, что в ней происходит передача содержания с трех планов: говорит Достоевский, говорит Иван Карамазов и говорит Великий Инквизитор.

"Легенда о Великом Инквизиторе" - это раскрытие в особом аспекте романа "Бесы".

В лице Инквизитора Достоевский вывел того же духа, которого показал в кошмаре Ивана Карамазова. Но если в кошмаре Ивана является "господин в потертом пиджаке", здесь показывается величественный кардинал, в котором сочетается аскетическая строгость к себе с пафосом организатора принудительного всемирного счастья.

Все, что говорит Великий инквизитор,
остро противоположно словам Христовым,
и от этой противоположности
истина Христова приобретает еще большую выразительность.

Вслушаемся в "Легенду", чтобы понять Достоевского, и.

Ссылки на прецеденты: «Хождение Богородицы по мукам»

: - Ведь вот и тут без предисловия невозможно, то есть без литературного предисловия, тьфу! - засмеялся Иван, - а какой уж я сочинитель! Видишь, действие у меня происходит в XVI столетии, а тогда, - тебе, впрочем, это должно быть известно еще из классов, - тогда как раз было в обычае сводить в поэтических произведениях на землю горние силы. Я уж про Данте не говорю. Во Франции судейские клерки, а тоже и по монастырям монахи давали целые представления, в которых выводили на сцену Мадонну, ангелов, святых, Христа и самого Бога. Тогда всё это было очень простодушно. В «Notre Dame de Paris» («Соборе Парижской богоматери») у Виктора Гюго в честь рождения французского дофина, в Париже, при Людовике XI, в зале ратуши дается назидательное и даровое представление народу под названием: «Le bon jugement de la très sainte et gracieuse Vierge Marie» («Милосердный суд Пресвятой и Всемилостивой Девы Марии»), где и является она сама лично и произносит свой bon jugement (милосердный суд).

У нас в Москве, в допетровскую старину, такие же почти драматические представления, из Ветхого Завета особенно, тоже совершались по временам; но, кроме драматических представлений, по всему миру ходило тогда много повестей и «стихов», в которых действовали по надобности святые, ангелы и вся сила небесная. У нас по монастырям занимались тоже переводами, списыванием и даже сочинением таких поэм, да еще когда - в татарщину.

Есть, например, одна монастырская поэмка (конечно, с греческого): «Хождение Богородицы по мукам» , с картинами и со смелостью не ниже дантовских. Богоматерь посещает ад, и руководит Ее «по мукам» архангел Михаил. Она видит грешников и мучения их. Там есть, между прочим, один презанимательный разряд грешников в горящем озере: которые из них погружаются в это озеро так, что уж и выплыть более не могут, то «тех уже забывает Бог» - выражение чрезвычайной глубины и силы. И вот, пораженная и плачущая Богоматерь падает пред престолом Божиим и просит всем во аде помилования, всем, которых Она видела там, без различия. Разговор Ее с Богом колоссально интересен. Она умоляет, Она не отходит, и когда Бог указывает Ей на прогвожденные руки и ноги Её Сына и спрашивает: как Я прощу Его мучителей, - то Она велит всем святым, всем мученикам, всем ангелам и архангелам пасть вместе с Нею и молить о помиловании всех без разбора. Кончается тем, что Она вымаливает у Бога остановку мук на всякий год от Великой Пятницы до троицына дня, а грешники из ада тут же благодарят Господа и вопиют к Нему: «Прав ты, Господи, что так судил» .

Ну вот и моя поэмка была бы в том же роде, если б явилась в то время. У меня на сцене является Он; правда, Он ничего и не говорит в поэме, а только появляется и проходит.

О чаяниях верующего человечества Второго Пришествия Христа

Пятнадцать веков уже минуло тому, как Он дал обетование прийти во Царствии своем, пятнадцать веков, как пророк Его (Иоанн Богослов в Апокалипсисе ) написал: «Се, гряду скоро» (Откр. 22:12).

«О дне же сем и часе не знает даже и Сын, токмо лишь Отец мой Небесный» («О дне же том и часе никто не знает, ни Ангелы небесные, ни Сын, но только Отец» Мк.13.32 ), как изрек Он и сам еще на земле. Но человечество ждет Его с прежнею верой и с прежним умилением. О, с большею даже верой, ибо пятнадцать веков уже минуло с тех пор, как прекратились залоги с Небес человеку:

Верь тому, что сердце скажет,
Нет залогов от Небес

(Архиепископ Иоанн Сан-Францисский (Шаховской): - Нет, не "прекратились", но лишь чистое сердце является экраном "небесных" залогов. И залоги сердца еще более убедительны, чем залоги внешних явлений)

И только одна лишь вера в сказанное сердцем!

Правда, было тогда и много чудес. Были святые, производившие чудесные исцеления; к иным праведникам, по жизнеописаниям их, сходила сама Царица Небесная. Но дьявол не дремлет, и в человечестве началось уже сомнение в правдивости этих чудес. Как раз явилась тогда на севере, в Германии, страшная новая ересь. Огромная звезда, «подобная светильнику» (то есть [подобная] Церкви) «пала на источники вод, и стали они горьки». Эти ереси стали богохульно отрицать чудеса.

Но тем пламеннее верят оставшиеся верными. Слезы человечества восходят к Нему по-прежнему, ждут Его, любят Его, надеются на Него, жаждут пострадать и умереть за Него, как и прежде.

И вот столько веков молило человечество с верой и пламенем: «Бо Господи явися нам» (из Псалма 117: «Бог Господь и явися нам» , что по-русски: «Бог - Господь (есть) и (Он) осиял нас -». Величайший русский писатель (точнее, персонаж Иван Карамазов) показал тут непонимание церковно-славянского языка Псалтири ), столько веков взывало к Нему, что Он, в неизмеримом сострадании своем, возжелал снизойти к молящим. Снисходил, посещал Он и до этого иных праведников, мучеников и святых отшельников еще на земле, как и записано в их «житиях». У нас [Федор Иванович] Тютчев , глубоко веровавший в правду слов сиих, возвестил, что:

Удрученный ношей крестной
Всю тебя, земля родная,
В рабском виде Царь Небесный
Исходил благословляя

Что непременно и было так, это я тебе скажу.

Иван Карамазов начинает свою «Поэму о великом инквизиторе»

И вот Он возжелал появиться хоть на мгновенье к народу, - к мучающемуся, страдающему, смрадно-грешному, но младенчески любящему Его народу. Действие у меня в Испании, в Севилье, в самое страшное время инквизиции, когда во славу Божию в стране ежедневно горели костры и

В великолепных аутодафе
Сжигали злых еретиков

О, это, конечно, было не то Сошествие, в котором явится Он, по обещанию своему, в конце времен во всей славе Небесной и которое будет внезапно, «как молния, блистающая от востока до запада» (см.Мф 24:27-31).

(Архиепископ Иоанн Сан-Францисский (Шаховской): - Здесь молния мысли самого Достоевского прорезывает повествование, и в дальнейшем, в самые духовно-критические минуты, мысль его взвивается среди повести и озаряет мысль Ивана Карамазова и Инквизитора. Через Инквизитора иногда говорит сам Достоевский, взлетает его светлая мысль, любовь к Богу и вся глубина этой любви…
Но тут же злой дух щедро расточает свои мечты и лукавства. Это не противоречит художественной правде; , хоть и ненавидит ее. Особенно принужден, если стоит пред Христом…
Итак, речь не о Втором Пришествии Христовом…)

Нет, Он возжелал хоть на мгновенье посетить детей своих и именно там, где как раз затрещали костры еретиков. По безмерному милосердию своему Он проходит еще раз между людей в том самом образе человеческом, в котором ходил три года между людьми пятнадцать веков назад. Он снисходит на «стогны жаркие» южного города, как раз в котором всего лишь накануне в "великолепном аутодафе", в присутствии короля, двора, рыцарей, кардиналов и прелестнейших придворных дам, при многочисленном населении всей Севильи, была сожжена кардиналом великим инквизитором разом чуть не целая сотня еретиков ad majorem gloriam Dei (к вящей славе Господней - лат).

Он появляется тихо, незаметно, и вот все - странно это - узнают Его…

Он появляется тихо, незаметно, и вот все - странно это - узнают Его. Это могло бы быть одним из лучших мест поэмы, то есть почему именно узнают Его. Народ непобедимою силой стремится к нему, окружает Его, нарастает кругом Его, следует за Ним. Он молча проходит среди них с тихою улыбкой безконечного сострадания. Солнце любви горит в Его сердце, лучи Света, Просвещения и Силы текут из очей Его и, изливаясь на людей, сотрясают их сердца ответною любовью. Он простирает к ним руки, благословляет их, и от прикосновения к нему, даже лишь к одеждам Его, исходит целящая сила.

Вот из толпы восклицает старик, слепой с детских лет: "Господи, исцели меня, да и я Тебя узрю", и вот как бы чешуя сходит с глаз его, и слепой Его видит. Народ плачет и целует землю, по которой идет Он. Дети бросают пред Ним цветы, поют и вопиют Ему: "Осанна!" "Это Он, это Сам Он, повторяют все, - это должен быть Он, это никто как Он".

Он останавливается на паперти Севильского собора в ту самую минуту, когда во храм вносят с плачем детский открытый белый гробик: в нем семилетняя девочка, единственная дочь одного знатного гражданина. Мертвый ребенок лежит весь в цветах. "Он воскресит твое дитя", - кричат из толпы плачущей матери. Вышедший навстречу гробу соборный патер смотрит в недоумении и хмурит брови.

(Архиепископ Иоанн Сан-Францисский (Шаховской): - Ложные пастыри не любят истинных чудес, чудес Любви Божьей, будучи готовы создавать ложные святыни и чудеса. Достоевский проникает в сущность клерикализма )

Но вот раздается вопль матери умершего ребенка. Она повергается к ногам Его: «Если это Ты, то воскреси дитя мое!» - восклицает она, простирая к Нему руки. Процессия останавливается, гробик опускают на паперть к ногам Его. Он глядит с состраданием, и уста его тихо и еще раз произносят: «Талифа куми» - «и восста девица». Девочка подымается в гробе, садится и смотрит, улыбаясь, удивленными раскрытыми глазками кругом. В руках ее букет белых роз, с которым она лежала в гробу.

Великий инквизитор - в старой, грубой монашеской своей рясе

В народе смятение, крики, рыдания, и вот, в эту самую минуту, вдруг проходит мимо собора по площади сам кардинал великий инквизитор . Это девяностолетний почти старик, высокий и прямой, с иссохшим лицом, со впалыми глазами, но из которых еще светится, как огненная искорка, блеск.

(Архиепископ Иоанн Сан-Францисский (Шаховской): - Достоевский вывел Великого Инквизитора не как определенный социальный - или церковный - тип, но как душу "мира сего" , которая может явиться и в кардинальской мантии и в грубой одежде, может действовать в различных эпохах и обществах… Этот дух может надеть одежду кардинала так же легко, как и потертый пиджак)

О, он не в великолепных кардинальских одеждах своих, в каких красовался вчера пред народом, когда сжигали врагов римской веры, - нет, в эту минуту он лишь в старой, грубой монашеской своей рясе. За ним в известном расстоянии следуют мрачные помощники и рабы его и «священная» стража. Он останавливается пред толпой и наблюдает издали.

Он всё видел, он видел, как поставили гроб у ног Его, видел, как воскресла девица, и.

(Архиепископ Иоанн Сан-Францисский (Шаховской): - Гениальное выражение сущности клерикализма: , проходящих не чрез служителя Церкви)

Он хмурит седые густые брови свои, и взгляд его сверкает зловещим огнем. Он простирает перст свой и велит стражам взять Его. И вот, такова его сила и до того уже приучен, покорен и трепетно послушен ему народ, что толпа немедленно раздвигается пред стражами, и те, среди гробового молчания, вдруг наступившего, налагают на Него руки и уводят Его. Толпа моментально, вся как один человек, склоняется головами до земли пред старцем инквизитором, тот молча благословляет народ и проходит мимо.

(Архиепископ Иоанн Сан-Францисский (Шаховской): - образ стадности, послушания не истине, а отвлеченному авторитету, блюдущему порядок)

Это дело нам дорого стоило. Зачем же Ты пришел нам мешать?

Стража приводит Пленника в тесную и мрачную сводчатую тюрьму в древнем здании святого судилища и запирает в нее. Проходит день, настает темная, горячая и «бездыханная» севильская ночь. Воздух «лавром и лимоном пахнет». Среди глубокого мрака вдруг отворяется железная дверь тюрьмы, и сам старик великий инквизитор со светильником в руке медленно входит в тюрьму. Он один, дверь за ним тотчас же запирается. Он останавливается при входе и долго, минуту или две, всматривается в лицо Его. Наконец тихо подходит, ставит светильник на стол и говорит Ему: «Это Ты? Ты? - Но, не получая ответа, быстро прибавляет: - Не отвечай, молчи. Да и что бы Ты мог сказать? Я слишком знаю, что Ты скажешь. Да Ты и права не имеешь ничего прибавлять к тому, что уже сказано Тобой прежде. Зачем же Ты пришел нам мешать? Ибо Ты пришел нам мешать и Сам это знаешь. Но знаешь ли, что будет завтра? Я не знаю, кто Ты, и знать не хочу: Ты ли это или только подобие Его, но завтра же я осужу и сожгу Тебя на костре, как злейшего из еретиков,

(Архиепископ Иоанн Сан-Францисский (Шаховской): - Зло трепещет, страшится Истины Христовой, самой ее тени, ибо даже тень Истины имеет силу исцеления. Злу опасен не только сам Христос, но и человек, в котором Христос живет. Монолог Великого Инквизитора произносится перед каждым верующим человеком.
Ложь сгущается по мере того, как дух зла ее высказывает. Но эта ложь озаряется светом Христовым, обнаруживающим эту ложь…
Как сатана в пустыне, искушавший Господа, только выявил свое зло и сам себя обличил перед миром, так и слова Великого Инквизитора (это потом понял Алеша Карамазов) являются "гимном Христу" .
И всякое самообнажение неправды в мире, ее самообличение, есть, в сущности, гимн Богу)

и тот самый народ, который сегодня целовал Твои ноги, завтра же по одному моему мановению бросится подгребать к твоему костру угли, знаешь Ты это? Да, Ты, может быть, это знаешь», - прибавил он в проникновенном раздумье, ни на мгновение не отрываясь взглядом от своего Пленника.

: - Я не совсем понимаю, Иван, что это такое? - улыбнулся всё время молча слушавший Алеша, - прямо ли безбрежная фантазия или какая-нибудь ошибка старика, какое-нибудь невозможное qui pro quo (недоразумение, путаница, одно вместо другого - лат)

: - Прими хоть последнее, - рассмеялся Иван, - если уж тебя так разбаловал современный реализм и ты не можешь вынести ничего фантастического - хочешь qui pro quo, то пусть так и будет. Оно правда, - рассмеялся он опять, - старику девяносто лет, и он давно мог сойти с ума на своей идее. Пленник же мог поразить его своею наружностью. Это мог быть, наконец, просто бред, видение девяностолетнего старика пред смертью, да еще разгоряченного вчерашним аутодафе во сто сожженных еретиков. Но не всё ли равно нам с тобою, что qui pro quo, что безбрежная фантазия? Тут дело в том только, что старику надо высказаться, что наконец за все девяносто лет он высказывается и говорит вслух то, о чем все девяносто лет молчал.

: - А Пленник тоже молчит? Глядит на него и не говорит ни слова?
: - Да так и должно быть во всех даже случаях, - опять засмеялся Иван. - Сам старик замечает ему, что Он и права не имеет ничего прибавлять к тому, что уже прежде сказано.

(Архиепископ Иоанн Сан-Францисский (Шаховской): - Смех Ивана - нехороший. Конечно, это неправда, что "во всех случаях" - "Пленник молчит". Даже когда молчит Истина, связываемая человеческой ложью, молчание ее острее всякого слова)

Если хочешь, так в этом и есть самая, по моему мнению по крайней мере: «всё, дескать, передано Тобою папе и всё, стало быть, теперь у папы, а Ты хоть и не приходи теперь вовсе, не мешай до времени по крайней мере» . В этом смысле они не только говорят, но и пишут, иезуиты по крайней мере. Это я сам читал у их богословов.

«Имеешь ли Ты право возвестить нам хоть одну из тайн того мира, из которого Ты пришел? - спрашивает его мой старик и сам отвечает ему за него, - нет, не имеешь, чтобы не прибавлять к тому, что уже было прежде сказано, и чтобы не отнять у людей свободы, за которую Ты так стоял, когда был на земле. Всё, что Ты вновь возвестишь, посягнет на свободу веры людей, ибо явится как чудо, а свобода их веры Тебе была дороже всего еще тогда, полторы тысячи лет назад. Не Ты ли так часто тогда говорил: «Хочу сделать вас свободными» (И познаете Истину, и Истина сделает вас свободными . Иоанн 8:32 ).

Архиепископ Иоанн Сан-Францисский (Шаховской): Инквизитор открывает карты духовного зла в мире

Церковное учение (как православное, так и римско-католическое) основывается на Священном Писании и Священном Предании.

Священное Предание не "предание" в светском смысле, а живой опыт Церкви всех ее веков. Священное Писание понятно лишь чрез жизнь во Христе. Предание есть передание Огня Святого Духа .

Если Христос может быть в каждом больном, нищем, страдающем, заключенном и голодном человеке, который просит кусок хлеба, если Господь Сам Себя отождествляет со всеми странниками, больными и заключенными людьми, то сколь более находится Он Сам - в Своих святых, благовестниках, носителях Духа Истины, учителях Церкви.

Утверждать, что в течение 15-ти веков не было никакой "вести с Неба", - это утверждать ложь… Инквизитор, если можно так сказать, "открывает карты духовного зла в мире":

  1. Первая карта зла есть ненависть к христианству и особенно ко Христу, Абсолюту истины воплощенной;
  2. вторая карта - его подлог, утверждение, что истина Христова "нежизненна", "нереальна", что на нее будто бы можно только, в лучшем случае, любоваться, но жить ею нельзя.
  3. Третья карта зла - гордыня, утверждение, что учение Христово - , а только он, некий иной, "мудрый дух", заботится о слабых людях и может будто бы утешить и спасти человечество от непосильной для него свободы во Христе.

На этой диалектике строились и строятся все социальные миражи человечества. Душа человека отшатывается от обнаженного зла; . Этот обман раскрывается Достоевским. Достоевский защищает Христову безмерную свободу Любви, побеждающей зло .

Но вот Ты теперь увидел этих «свободных» людей, - прибавляет вдруг старик со вдумчивою усмешкой. - Да, это дело нам дорого стоило, - продолжает он, строго смотря на Него, - но мы докончили наконец это дело. Пятнадцать веков мучились мы с этою свободой, но теперь это кончено, и кончено крепко.

Ты не веришь, что кончено крепко?
Ты смотришь на меня кротко и не удостаиваешь меня даже негодования?
Но знай, что теперь и именно ныне эти люди уверены более чем когда-нибудь,
что свободны вполне,
а между тем сами же они принесли нам свободу свою и покорно положили ее к ногам нашим.
Но это сделали мы, а того ль Ты желал, такой ли свободы?»

: - Я опять не понимаю, - прервал Алеша, - он иронизирует, смеется?

(Архиепископ Иоанн Сан-Францисский (Шаховской): - Алеша, чистый сердцем, не может понять этой демонической гордыни)

: - Нимало. Он именно ставит в заслугу себе и своим, что наконец-то они побороли свободу и сделали так для того, чтобы сделать людей счастливыми.

«Ибо теперь только (то есть он, конечно, говорит про инквизицию) стало возможным помыслить в первый раз о счастии людей. Человек был устроен бунтовщиком; разве бунтовщики могут быть счастливыми? Тебя предупреждали, - говорит он Ему, - Ты не имел недостатка в предупреждениях и указаниях, но Ты не послушал предупреждений,

Архиепископ Иоанн Сан-Францисский (Шаховской): - Опять жало клеветы на Бога и Его мироздание… Человек создан Богом, как сын, с даром чудной свободы - быть с Богом, с Отцом , быть в Духе Отца. Не по необходимости, а свободно быть с Богом, в этом суть молитвы Господней "Отче наш". Но бунтующий Иван говорит, что "человек создан бунтовщиком".
!

Здесь предел боговосстания, доведена до конца мысль, играющая в мозгу многих людей в мире, что - они, люди, не виноваты в своем зле и человек "создан бунтовщиком", - значит не виновен, не грешен ни в чем и… - вина не на нем…
Такова диалектика зла; на крючке ее повис Иван. Попадается на крючок немало людей в каждом поколении земли.

Нравственной ценности и ответственности своей свободы

Гордо говорит дух Ивана-Инквизитора:

Ты отверг единственный путь, которым можно было устроить людей счастливыми, но, к счастью, уходя, Ты передал дело нам.

(Архиепископ Иоанн Сан-Францисский (Шаховской): - Спаситель предупредил человечество, что в мире этом действует "князь мира сего", дух зла. И вот, этот дух пришедший, хочет нас уверить, что Господь ему передал все управление миром!)

Ты обещал, Ты утвердил своим словом, Ты дал нам право связывать и развязывать и уж, конечно, не можешь и думать отнять у нас это право теперь. Зачем же Ты пришел нам мешать?»

(Архиепископ Иоанн Сан-Францисский (Шаховской): - Демонически извращено Христово слово, сказанное апостолам, что они имеют право "вязать" и "разрешать". Разве своей, человеческой силой они это могут делать? Нет - только Духом Святым. "Примите Духа Святого…" (Иоанн ХХ, 22)…

Иван, отделяя человечество от Бога хочет убедить, что Сам Бог оставил человечеству свободу "отделенности от Бога". Но Господь оставил людям свободу соединения с Ним, а не отделения от Него! Отделение от Духа Божия (которое в нашей воле) есть величайшее рабство человека и смерть. И в это рабство и в смерть впадают избирающие вместо Христа - его противника.

Если человек сам по себе имеет власть нравственно все "вязать" и "разрешать" (как хотел Фридрих Ницше), тогда, конечно. Творец ему будет "мешать" ("зачем Ты пришел нам мешать" и т. д.))

: - А что значит: не имел недостатка в предупреждении и указании? - спросил Алеша.
: - А в этом-то и состоит главное, что старику надо высказать…

Три искушения Христа от могучего духа преисподней - три великих вопроса

«Страшный и умный дух, дух самоуничтожения и небытия, - продолжает старик, - великий дух говорил с тобой в пустыне,

(Архиепископ Иоанн Сан-Францисский (Шаховской): - Здесь опять ложь Инквизитора: "страшный и умный дух". Не умный и не страшный, а дух самоуничтожения и небытия. Это - пустой и низкий дух. "Байронизировать" его нет никаких оснований.
Достоевский хочет, чтобы люди поняли: нет середины между Христом и духом зла. Если человек не принял как истину и величайшую силу жизни Слово Евангельское, он подчинится той призрачной правде, входящей во многие человеческие учения, которую представляет собой и социальная теория Великого Инквизитора, столь напоминающая известный нам безчеловечный тоталитаризм. Глубина лжи открывается в мысли, что можно дать человечеству счастье, только "исправив" Евангелие, приспособив истину к слабости человеческой)

и нам передано в книгах, что он будто бы «искушал» Тебя. Так ли это? И можно ли было сказать хоть что-нибудь истиннее того, что он возвестил Тебе в трех вопросах, и что Ты отверг, и что в книгах названо «искушениями»?

А между тем если было когда-нибудь на земле совершено настоящее громовое чудо, то это в тот день, в день этих трех искушений. Именно в появлении этих трех вопросов и заключалось чудо. Если бы возможно было помыслить, лишь для пробы и для примера, что три эти вопроса страшного духа безследно утрачены в книгах и что их надо восстановить, вновь придумать и сочинить, чтоб внести опять в книги, и для этого собрать всех мудрецов земных - правителей, первосвященников, ученых, философов, поэтов - и задать им задачу: придумайте, сочините три вопроса, но такие, которые мало того, что соответствовали бы размеру события, но и выражали бы сверх того, в трех словах, в трех только фразах человеческих, всю будущую историю мира и человечества, - то думаешь ли Ты, что вся премудрость земли, вместе соединившаяся, могла бы придумать хоть что-нибудь подобное по силе и по глубине тем трем вопросам, которые действительно были предложены Тебе тогда могучим и умным духом в пустыне? Уж по одним вопросам этим, лишь по чуду их появления, можно понимать, что имеешь дело не с человеческим текущим умом, а с вековечным и абсолютным.

Ибо в этих трех вопросах как бы совокуплена в одно целое и предсказана вся дальнейшая история человеческая и явлены три образа, в которых сойдутся все неразрешимые исторические противоречия человеческой природы на всей земле. Тогда это не могло быть еще так видно, ибо будущее было неведомо, но теперь, когда прошло пятнадцать веков, мы видим, что всё в этих трех вопросах до того угадано и предсказано и до того оправдалось, что прибавить к ним или убавить от них ничего нельзя более.

Реши же сам, кто был прав: Ты или тот, который тогда вопрошал Тебя?

1-е искушение Христа: ХЛЕБ - преступления и греха нет, есть голодные

Вспомни первый вопрос; хоть и не буквально, но смысл его тот: «Ты хочешь идти в мир и идешь с голыми руками, с каким-то обетом свободы, которого они, в простоте своей и в прирожденном бесчинстве своем, не могут и осмыслить, которого боятся они и страшатся, - ибо ничего и никогда не было для человека и для человеческого общества невыносимее свободы!

А видишь ли сии камни в этой нагой раскаленной пустыне? Обрати их в хлебы, и за Тобой побежит человечество как стадо, благодарное и послушное, хотя и вечно трепещущее, что Ты отымешь руку свою и прекратятся им хлебы твои». Но Ты не захотел лишить человека свободы и отверг предложение, ибо какая же свобода, рассудил Ты, если послушание куплено хлебами? Ты возразил, что человек жив не единым хлебом, но знаешь ли, что во имя этого самого хлеба земного и восстанет на Тебя дух земли, и сразится с Тобою, и победит Тебя, и все пойдут за ним, восклицая: «Кто подобен зверю сему, он дал нам огонь с небеси!»

Знаешь ли Ты, что пройдут века, и человечество провозгласит устами своей премудрости и науки, что преступления нет, а стало быть, нет и греха, а есть лишь только голодные. «Накорми, тогда и спрашивай с них добродетели!» - вот что напишут на знамени, которое воздвигнут против Тебя и которым разрушится Храм Твой. На месте Храма Твоего воздвигнется новое здание, воздвигнется вновь страшная Вавилонская башня, и хотя и эта не достроится, как и прежняя, но всё же Ты бы мог избежать этой новой башни и на тысячу лет сократить страдания людей,

(Архиепископ Иоанн Сан-Францисский (Шаховской): - Здесь опять блещет "молния" Достоевского: "И хотя и эта не достроится, как и прежняя, но все же Ты бы мог избежать…"

Инквизитор - строитель духовного Вавилона; и он же свидетельствует истину, что эта башня "не достроится", т.е. обречена на неудачу. (Так бывает, что сами бесы не могут скрыть истины, когда стоят пред Христом)

ибо к нам же ведь придут они, промучившись тысячу лет со своей башней! Они отыщут нас тогда опять под землей, в катакомбах, скрывающихся (ибо мы будем вновь гонимы и мучимы), найдут нас и возопиют к нам: «Накормите нас, ибо те, которые обещали нам огонь с небеси, его не дали.» И тогда уже мы и достроим их башню, ибо достроит тот, кто накормит, а накормим лишь мы, во имя Твое, и солжем, что во имя Твое.

О, никогда, никогда без нас они не накормят себя! Никакая наука не даст им хлеба, пока они будут оставаться свободными, но кончится тем, что они принесут свою свободу к ногам нашим и скажут нам: «Лучше поработите нас, но накормите нас». Поймут наконец сами, что свобода и хлеб земной вдоволь для всякого вместе немыслимы, ибо никогда, никогда не сумеют они разделиться между собою! Убедятся тоже, что не могут быть никогда и свободными, потому что малосильны, порочны, ничтожны и бунтовщики.

Ты обещал им Хлеб Небесный, но, повторяю опять, может ли он сравниться в глазах слабого, вечно порочного и вечно неблагородного людского племени с земным? И если за Тобою во имя хлеба Небесного пойдут тысячи и десятки тысяч, то что станется с миллионами и с десятками тысяч миллионов существ, которые не в силах будут пренебречь хлебом земным для Небесного? Иль Тебе дороги лишь десятки тысяч великих и сильных, а остальные миллионы, многочисленные, как песок морской, слабых, но любящих Тебя, должны лишь послужить материалом для великих и сильных?

Нет, нам дороги́ и слабые. Они порочны и бунтовщики, но под конец они-то станут и послушными. Они будут дивиться на нас и будут считать нас за богов за то, что мы, став во главе их, согласились выносить свободу и над ними господствовать, - так ужасно им станет под конец быть свободными! Но мы скажем, что послушны Тебе и господствуем во имя Твое. Мы их обманем опять, ибо Тебя мы уж не пустим к себе. В обмане этом и будет заключаться наше страдание, ибо мы должны будем лгать. Вот что значил этот первый вопрос в пустыне, и вот что Ты отверг во имя свободы, которую поставил выше всего. А между тем в вопросе этом заключалась великая тайна мира сего. Приняв «хлебы», Ты бы ответил на всеобщую и вековечную тоску человеческую как единоличного существа, так и целого человечества вместе - это: «пред кем преклониться?»

Архиепископ Иоанн Сан-Францисский (Шаховской): Сила Божия в немощи совершается…

"Нет, нам дороги́ и слабые", - демагогически говорит Инквизитор; он считает, что люди слабые "порочны и бунтовщики, но под конец станут послушными. Они будут дивиться на нас и будут считать нас за богов за то, что мы, став во главе их, согласились выносить свободу, которой они испугались, и над ними господствовать, так ужасно им станет под конец быть свободными!"

Таково явное прозрение Достоевским тоталитарного учения. Мы - современники этих "непогрешимых" коллективов и личностей, отбирающих свободу от людей, якобы для их пользы. Инквизиторы не знают, в чем настоящая свобода людей; они слепцы и пешки зла, но думают, что созданы для властвования над массами.

Легенда о Великом Инквизиторе - художественно завершенный образ искусства лжи. Достоевский собрал в фокус все возражения против Бога и дела Христова в мире и выявил это в Легенде.

Один из центральных пунктов диалектик и зла состоит в том, что оно может быть более милостивым к людям, чем Сам Творец. Все современные мировые социальные соблазны основаны на той же демагогии, якобы любви к человечеству, на желании защитить человечество от Христа" (от "слишком высокого" идеала).

"Слишком многого от человечества потребовал" - таков упрек зла Христу. "Уважая его менее, менее бы от него и потребовал, а это было бы ближе к любви, ибо легче была бы ноша его" (см. цитату ниже по тексту). Такова демагогия Инквизитора.

"Чем виновата слабая душа, - говорит Инквизитор (см. цитату ниже), - что не в силах вместить столь страшных даров?" …Но именно слабая, осознавшая себя слабой, душа только и способна вместить Божьи дары.

Великость Божьих даров именно в том, что они входят силой своей именно в слабую, нищую (не мнящую себя сильной) душу . Благодать ищет не героев, не титанов и прометеев, а "нищих духом" , доверчиво-детских сердцем…

Этого понять Инквизитор не может, не хочет; его мысль занята всецело земным.

Говоря об инквизиторской заботе о слабых, Достоевский, несомненно, имеет в виду, может быть, и, которая была в Средние века в Римской Церкви, да и сейчас еще не совсем ушла из римской церковно-юридической психологии и практики (зато пришла в практику РПЦ - прим.ред ).

Здесь опять вопрос нравственной педагогики. Что легче человеку, когда ему "облегчают быть слабым" (давая что-то внешнее для спасения), или, влекут к высшему, совершенному, держат перед ним все время яркий Свет Христов, указывая на последнюю заповедь: "будьте совершенны, как Отец ваш Небесный совершенный есть"…

Евангелие держит пред человеком высший Свет, побуждая следовать Свету до конца. Здесь "трудность" Евангелия для многих, желающих его разбавить, заменить. Видя перед собою полноту Божественной истины, чистоты, Любви, совершенство разума, воли и чувства, человеческая душа и призвана осознать (в этом педагогика Евангелия) свое ничтожество без Бога, без Его Духа. Душе надо перестать быть самодовольной, сделаться "нищей духом"; став нравственно нищей пред Богом, она получает Благодать Божьей силы и усыновляется, идет влекомая, подъятая Божьей силой…

Тут основа подлинного, религиозного содержания жизни и совершенствования. Не ослаблением, не затушевыванием Заповедей Божьих облегчается нравственное спасение человека, а, наоборот, выявлением высоты Божьего совершенства в мире.

Конечно, бывает, что человек, будучи самолюбивым и горделивым, увидев безконечный нравственный Свет перед собой и чувствуя, что не может своими силами стать святым, отказывается от Евангелия, считает его "нереальным", "неисполнимым" и т. д…

Но понявшие, что "сила Божия в немощи совершается" , не пугаются последней Истины, они считают настоящей реальностью только этот последний Свет.

Общность кумиров: непременно преклоняться всем вместе и одинаково

Нет заботы безпрерывнее и мучительнее для человека, как, оставшись свободным, сыскать поскорее того, пред кем преклониться. Но ищет человек преклониться пред тем, что уже безспорно, столь безспорно, чтобы все люди разом согласились на всеобщее пред ним преклонение. Ибо забота этих жалких созданий не в том только состоит, чтобы сыскать то, пред чем мне или другому преклониться, но чтобы сыскать такое, чтоб и все уверовали в него и преклонились пред ним, и чтобы непременно все вместе . Вот эта потребность общности преклонения и есть главнейшее мучение каждого человека единолично и как целого человечества с начала веков. Из-за всеобщего преклонения они истребляли друг друга мечом. Они созидали богов и взывали друг к другу: «Бросьте ваших богов и придите поклониться нашим, не то смерть вам и богам вашим!»

И так будет до скончания мира, даже и тогда, когда исчезнут в мире и боги: всё равно падут пред идолами. Ты знал, Ты не мог не знать эту основную тайну природы человеческой, но Ты отверг единственное абсолютное знамя, которое предлагалось Тебе, чтобы заставить всех преклониться пред Тобою безспорно, - знамя хлеба земного, и отверг во имя свободы и Хлеба Небесного.

Совесть важнее хлеба - Человек должен иметь идею, для чего ему жить

Взгляни же, что сделал Ты далее. И всё опять во имя свободы! Говорю тебе, что нет у человека заботы мучительнее, как найти того, кому бы передать поскорее тот дар свободы, с которым это несчастное существо рождается. Но овладевает свободой людей лишь тот, кто успокоит их совесть. С хлебом Тебе давалось безспорное знамя: дашь хлеб, и человек преклонится, ибо ничего нет безспорнее хлеба, но если в то же время кто-нибудь овладеет его совестью помимо Тебя - о, тогда он даже бросит хлеб Твой и пойдет за тем, который обольстит его совесть. В этом Ты был прав. Ибо тайна бытия человеческого не в том, чтобы только жить, а в том, . Без твердого представления себе, для чего ему жить, человек не согласится жить и скорей истребит себя, чем останется на земле, хотя бы кругом его всё были хлебы.

Это так, но что же вышло: вместо того чтоб овладеть свободой людей, Ты увеличил им ее еще больше! Или Ты забыл, что спокойствие и даже смерть человеку дороже свободного выбора в познании добра и зла?

Нет ничего обольстительнее для человека, как свобода его совести, но нет ничего и мучительнее. И вот вместо твердых основ для успокоения совести человеческой раз навсегда - Ты взял всё, что есть необычайного, гадательного и неопределенного, взял всё, что было не по силам людей, а потому поступил как бы и не любя их вовсе, - и это кто же: Тот, который пришел отдать за них Жизнь свою! Вместо того чтоб овладеть людскою свободой, Ты умножил ее и обременил ее мучениями душевное царство человека вовеки. Ты возжелал свободной любви человека, чтобы свободно пошел он за Тобою, прельщенный и плененный Тобою.

Вместо твердого древнего закона - свободным сердцем должен был человек решать впредь сам, что добро и что зло, имея лишь в руководстве Твой образ пред собою, - но неужели Ты не подумал, что он отвергнет же наконец и оспорит даже и Твой образ и Твою Правду, если его угнетут таким страшным бременем, как свобода выбора? Они воскликнут наконец, что правда не в Тебе, ибо невозможно было оставить их в смятении и мучении более, чем сделал Ты, оставив им столько забот и неразрешимых задач. Таким образом, сам Ты и положил основание к разрушению своего же Царства и не вини никого в этом более. А между тем то ли предлагалось Тебе? Есть три силы, единственные три силы на земле, могущие навеки победить и пленить совесть этих слабосильных бунтовщиков, для их счастия, - эти силы: чудо, тайна и авторитет .

2-е искушение Христа: ЧУДО - не Бога слабый человек ищет, а чудес

Ты отверг и то, и другое, и третье и Сам подал пример тому. Когда страшный и премудрый дух поставил Тебя на вершине храма и сказал Тебе: «Если хочешь узнать, сын ли ты Божий, то верзись вниз, ибо сказано про Того, что ангелы подхватят и понесут Его, и не упадет и не расшибется, и узнаешь тогда, сын ли ты Божий, и докажешь тогда, какова вера Твоя в Отца твоего». Но Ты, выслушав, отверг предложение и не поддался и не бросился вниз. О, конечно, Ты поступил тут гордо и великолепно, как Бог, но люди-то, но слабое бунтующее племя это - они-то боги ли? О, Ты понял тогда, что, сделав лишь шаг, лишь движение броситься вниз, Ты тотчас бы и искусил Господа, и веру в Него всю потерял, и разбился бы о землю, которую спасать пришел, и возрадовался бы умный дух, искушавший Тебя. Но, повторяю, много ли таких, как Ты? И неужели Ты в самом деле мог допустить хоть минуту, что и людям будет под силу подобное искушение?

Так ли создана природа человеческая, чтоб отвергнуть чудо и в такие страшные моменты жизни, моменты самых страшных основных и мучительных душевных вопросов своих оставаться лишь со свободным решением сердца? О, Ты знал, что подвиг Твой сохранится в книгах, достигнет глубины времен и последних пределов земли, и понадеялся, что, следуя Тебе, и человек останется с Богом, не нуждаясь в чуде.

Но Ты не знал, что, ибо человек ищет не столько Бога, сколько чудес. И так как человек оставаться без чуда не в силах, то насоздаст себе новых чудес, уже собственных, и поклонится уже знахарскому чуду, бабьему колдовству, хотя бы он сто раз был бунтовщиком, еретиком и безбожником.

Ты не сошел с креста, когда кричали Тебе, издеваясь и дразня тебя: «Сойди со креста и уверуем, что это Ты» . Ты не сошел потому, что опять-таки не захотел поработить человека чудом и жаждал свободной веры, а не чудесной. Жаждал свободной любви, а не рабских восторгов невольника пред могуществом, раз навсегда его ужаснувшим.

Но и тут Ты судил о людях слишком высоко, ибо, конечно, они невольники, хотя и созданы бунтовщиками. Озрись и суди, вот прошло пятнадцать веков, поди посмотри на них: кого Ты вознес до себя?

Клянусь, человек слабее и ниже создан, чем Ты о нем думал! Может ли, может ли он исполнить то, что и Ты? Столь уважая его, Ты поступил, как бы перестав ему сострадать, потому что слишком много от него и потребовал, - и это кто же, Тот, который возлюбил его более самого Себя! Уважая его менее, менее бы от него и потребовал, а это было бы ближе к любви, ибо легче была бы ноша его.

Он [человек] - слаб и подл.

Что в том, что он теперь повсеместно бунтует против нашей власти и гордится, что он бунтует? Это гордость ребенка и школьника. Это маленькие дети, взбунтовавшиеся в классе и выгнавшие учителя. Но придет конец и восторгу ребятишек, он будет дорого стоить им. Они ниспровергнут храмы и зальют кровью землю. Но догадаются наконец глупые дети, что хоть они и бунтовщики, но бунтовщики слабосильные, собственного бунта своего не выдерживающие.

Обливаясь глупыми слезами своими, они сознаются наконец, что Создавший их бунтовщиками, без сомнения, хотел посмеяться над ними . Скажут это они в отчаянии, и сказанное ими будет богохульством, от которого они станут еще несчастнее, ибо и в конце концов сама же всегда и отмстит за него.

Итак, неспокойство, смятение и несчастие - вот теперешний удел людей после того, как Ты столь претерпел за свободу их!

Твою Тайну нам не понять. Наша же орденская тайна устраивает всех

Великий пророк Твой в видении и в иносказании говорит, что видел всех участников первого воскресения и что было их из каждого колена по двенадцати тысяч. Но если было их столько, то были и они как бы не люди, а боги. Они вытерпели крест твой, они вытерпели десятки лет голодной и нагой пустыни, питаясь акридами и кореньями, - и уж, конечно, Ты можешь с гордостью указать на этих детей свободы, свободной любви, свободной и великолепной жертвы их во имя Твое. Но вспомни, что их было всего только несколько тысяч, да и то богов, а остальные?

И чем виноваты остальные слабые люди, что не могли вытерпеть того, что могучие? Чем виновата слабая душа, что не в силах вместить столь страшных даров? Да неужто же и впрямь приходил Ты лишь к избранным и для избранных? Но если так, то тут Тайна и нам не понять ее.

(Архиепископ Иоанн Сан-Францисский (Шаховской): - Инквизитор говорит здесь и далее неправду, что христианство - религия "для избранных", для "нескольких", а многие слабые, которые не понимают истины, должны быть якобы только "материалом" для высоких подвижников духа.

На самом деле ведомые Духом Христовым, т. е. лучшие христиане, сами являются "материалом" для многих "малых сил". Это нечто обратное всей схеме Инквизитора.

Небесная Церковь, благовестники и подвижники духа, есть именно Богом данный "материал", которым духовно питается, возвышается и делается ближе к Богу все человечество))

А если тайна, то и мы вправе были проповедовать тайну и учить их, что не свободное решение сердец их важно и не любовь, а тайна , которой они повиноваться должны слепо, даже мимо их совести. Так мы и сделали. Мы исправили подвиг Твой и основали его на чуде, тайне и авторитете . И люди обрадовались, что их вновь повели как стадо и что с сердец их снят наконец столь страшный дар, принесший им столько муки.

Архиепископ Иоанн Сан-Францисский (Шаховской): Все извращается духом зла

Но ложь действует в мире не через "чудо, тайну и авторитет", а через чудесность, таинственность и авторитетность. Это нечто иное. Понятие чуда, тайны и авторитета извращаются Инквизитором. Все извращается духом зла.

Человеческая душа жаждет, но как понимать эту жажду?

Она бывает и подлинной жаждой высшего мира, но может быть и исканием только внешних феноменов чудесности, "знамений с неба".
- Господь хочет, чтобы человек истину Его познавал внутренне, очищаемым сердцем, а не внешними явлениями принужденный покорялся истине. Чудо не во внешнем знамении, факте, а во внутреннем познании Истины.
- Чуда Господь не отверг, но сделал чудом всю жизнь …

А Инквизитор говорит, что только он даст миру "чудо". Он может дать только ложную чудесность.

То же самое и с тайной . Достоевский верно говорит, что, кроме исканий чудесности, ложно-религиозное стремление преклоняется и перед внешней "таинственностью", плотской "эзотеричностью", не зная Божьей Тайны. Господь оставил на земле Свою Тайну в жизни и в Церкви. Но она открывается не всем, а лишь чистым сердцам. Только они могут Бога узреть - не в существе Его (что невозможно и ангелам), но в Его Тайнах.

Таинства Церкви и есть одно из выражений Тайны жизни человеческой в Боге. Извращая стремление души к Таинству настоящей жизни, зло дает вместо тайны "таинственность", которая и проявляется в ложном эзотеризме современных язычествующих учений, влекущих своей внешней таинственностью. Эзотеризм христианский отличен от неверного эзотеризма, укореняясь в откровении Благодати чистому сердцу.

То же можно сказать и об. Авторитет (сам по себе) явление положительное. Авторитетом святости, истины окружено Священное Писание и Предание Церкви. Есть авторитет Истины, Правды последней, входящей в мир.
Но та "авторитетность", которую хочет ввести Великий Инквизитор, укоренена лишь в слабостях людей и в их неведении.

Достоевский выразил, несомненно, ту мысль, что самими христианами может быть извращено понимание чуда, тайны и авторитета. Авторитет какого-нибудь проповедника может, например, высоко стоять пред людьми только вследствие того, что он "окончил три университета" или изучил десять языков. Является ли все это признаком христианского авторитета? Нет! Или, предположим, люди верят кому-либо только вследствие его высокого чина, положения или красноречия… Все это еще не соответствует религиозному авторитету истины. Подлинный авторитет один: Дух, Истина и Жизнь Христовы, дух Христовой Церкви .

Правы мы были, уча и делая так, скажи? Неужели мы не любили человечества, столь смиренно сознав его безсилие, с любовию облегчив его ношу и разрешив слабосильной природе его хотя бы и грех, но с нашего позволения?

К чему же теперь пришел нам мешать? И что Ты молча и проникновенно глядишь на меня кроткими глазами своими? Рассердись, я не хочу Любви Твоей, потому что сам не люблю Тебя. И что мне скрывать от Тебя? Или я не знаю, с Кем говорю? То, что имею сказать Тебе, всё Тебе уже известно, я читаю это в глазах Твоих. И я ли скрою от Тебя тайну нашу? Может быть, Ты именно хочешь услышать ее из уст моих, слушай же:

(Архиепископ Иоанн Сан-Францисский (Шаховской): - Зло трепещет пред взором Христа. И вслед за этим маска зла сама собою срывается пред молчащим Христом.

Буквально так произошло в мире…)

3-е искушение Христа: ВЛАСТЬ КЕСАРЯ, всемирная империя добра

Ровно восемь веков назад как мы взяли от него то, что Ты с негодованием отверг, тот последний дар, который он предлагал Тебе, показав Тебе все царства земные: мы взяли от него Рим и меч кесаря и объявили лишь себя царями земными, царями едиными, хотя и доныне не успели еще привести наше дело к полному окончанию. Но кто виноват? О, дело это до сих пор лишь в начале, но оно началось. Долго еще ждать завершения его, и еще много выстрадает земля, но мы достигнем и будем кесарями и тогда уже помыслим о всемирном счастии людей.

А между тем Ты бы мог еще и тогда взять меч кесаря. Зачем Ты отверг этот последний дар? Приняв этот третий совет могучего духа, Ты восполнил бы всё, чего ищет человек на земле, то есть: пред кем преклониться, кому вручить совесть и каким образом соединиться наконец всем в безспорный общий и согласный муравейник, ибо есть третье и последнее мучение людей.

Всегда человечество в целом своем стремилось устроиться непременно всемирно. Много было великих народов с великою историей, но чем выше были эти народы, тем были и несчастнее, ибо сильнее других сознавали потребность всемирности соединения людей. Великие завоеватели, Тимуры и Чингис-ханы, пролетели как вихрь по земле, стремясь завоевать вселенную, но и те, хотя и безсознательно, выразили ту же самую великую потребность человечества ко всемирному и всеобщему единению. Приняв мир и порфиру кесаря, основал бы всемирное царство и дал всемирный покой. Ибо кому же владеть людьми как не тем, которые владеют их совестью и в чьих руках хлебы их.

[антихристом].

Мы дали счастье буйному тысячемиллионному стаду слабосильных людей

О, пройдут еще века безчинства свободного ума, их науки и антропофагии, потому что, начав возводить свою Вавилонскую башню без нас, они кончат антропофагией (каннибализмом, поеданием людей). Но тогда-то и приползет к нам зверь, и будет лизать ноги наши, и обрызжет их кровавыми слезами из глаз своих. И мы сядем на зверя и воздвигнем чашу, и на ней будет написано: «Тайна!» Но тогда лишь и тогда настанет для людей царство покоя и счастия. Ты гордишься своими избранниками, но у тебя лишь избранники, а мы успокоим всех.

(Архиепископ Иоанн Сан-Францисский (Шаховской): - [Опять ложь!] Неложно сказал лишь Спаситель:"Приидите ко Мне все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас" …)

Да и так ли еще: сколь многие из этих избранников, из могучих, которые могли бы стать избранниками, устали наконец, ожидая Тебя, и понесли и еще понесут силы духа своего и жар сердца своего на иную ниву и кончат тем, что на Тебя же и воздвигнут свободное знамя свое. Но Ты сам воздвиг это знамя [великой свободы].

У нас же все будут счастливы и не будут более ни бунтовать, ни истреблять друг друга, как в свободе твоей, повсеместно. О, мы убедим их, что они тогда только и станут свободными, когда откажутся от свободы своей для нас и нам покорятся. И что же, правы мы будем или солжем? Они сами убедятся, что правы, ибо вспомнят, до каких ужасов рабства и смятения доводила их свобода Твоя. Свобода, свободный ум и наука заведут их в такие дебри и поставят пред такими чудами и неразрешимыми тайнами, что одни из них, непокорные и свирепые, истребят себя самих, другие, непокорные, но малосильные, истребят друг друга, а третьи, оставшиеся, слабосильные и несчастные, приползут к ногам нашим и возопиют к нам:

«Да, вы были правы, вы одни владели тайной Его,
и мы возвращаемся к вам, спасите нас от себя самих».

Получая от нас хлебы, конечно, они ясно будут видеть, что мы их же хлебы, их же руками добытые, берем у них, чтобы им же раздать, безо всякого чуда, увидят, что не обратили мы камней в хлебы, но воистину более, чем самому хлебу, рады они будут тому, что получают его из рук наших! Ибо слишком будут помнить, что прежде, без нас, самые хлебы, добытые ими, обращались в руках их лишь в камни, а когда они воротились к нам, то самые камни обратились в руках их в хлебы. Слишком, слишком оценят они, что значит раз навсегда подчиниться!

И пока люди не поймут сего, они будут несчастны. Кто более всего способствовал этому непониманию, скажи? Кто раздробил стадо и рассыпал его по путям неведомым [дав людям Евангелие, Благую Весть]?

Но стадо вновь соберется и вновь покорится, и уже раз навсегда. Тогда мы дадим им тихое, смиренное счастье, счастье слабосильных существ, какими они и созданы. О, мы убедим их наконец не гордиться, ибо Ты вознес их и тем научил гордиться; докажем им, что они слабосильны, что они только жалкие дети, но что детское счастье слаще всякого.

Они станут робки и станут смотреть на нас и прижиматься к нам в страхе, как птенцы к наседке. Они будут дивиться и ужасаться на нас и гордиться тем, что мы так могучи и так умны, что могли усмирить такое буйное тысячемиллионное стадо. Они будут расслабленно трепетать гнева нашего, умы их оробеют, глаза их станут слезоточивы, как у детей и женщин, но столь же легко будут переходить они по нашему мановению к веселью и к смеху, светлой радости и счастливой детской песенке. Да, мы заставим их работать, но в свободные от труда часы мы устроим им жизнь как детскую игру, с детскими песнями, хором, с невинными плясками.

О, мы разрешим им и грех, они слабы и безсильны, и они будут любить нас как дети за то, что мы им позволим грешить. Мы скажем им, что всякий грех будет искуплен, если сделан будет с нашего позволения; позволяем же им грешить потому, что их любим, наказание же за эти грехи, так и быть, возьмем на себя. И возьмем на себя, а нас они будут обожать как благодетелей, понесших на себе их грехи пред Богом. И не будет у них никаких от нас тайн. Мы будем позволять или запрещать им жить с их женами и любовницами, иметь или не иметь детей - всё судя по их послушанию - и они будут нам покоряться с весельем и радостью. Самые мучительные тайны их совести - всё, всё понесут они нам, и мы всё разрешим, и они поверят решению нашему с радостию, потому что оно избавит их от великой заботы и страшных теперешних мук решения личного и свободного.

(Архиепископ Иоанн Сан-Францисский (Шаховской): - Инквизитор хочет сделать всех людей "младенцами", не догадывающимися о своем грехе. Себя он провозглашает "искупителем" - в отрицании. Мы, знающие, "берем на себя грехи людей"; мы не говорим им, что грех есть преступление, и этим облегчаем жизнь людей.

Таков предел чаяний антихристианства и смысл "искупления" лжи.
Оно есть приобщение души к последней гибели)

Мы, проклятые, хранящие тайну - самые несчастные люди в мире

И все будут счастливы, все миллионы существ, кроме сотни тысяч управляющих ими. Ибо лишь мы, мы, хранящие тайну, только мы будем несчастны. Будет тысячи миллионов счастливых младенцев и сто тысяч страдальцев, взявших на себя проклятие познания добра и зла.

Тихо умрут они, тихо угаснут во имя Твое и.
Но мы сохраним секрет
и для их же счастия будем манить их наградой Небесною и Вечною.
.

Говорят (читая Апокалипсис Иоанна Богослова ) и пророчествуют, что Ты придешь и вновь победишь, придешь со своими избранниками, со своими гордыми и могучими, но мы скажем, что они (Христос и святые ) спасли лишь самих себя, а мы спасли всех. Говорят (читая Откровение Иоанна Богослова ), что опозорена будет блудница, сидящая на звере и держащая в руках своих тайну , что взбунтуются вновь малосильные, что разорвут порфиру ее и обнажат ее «гадкое» тело.

Но я тогда встану и укажу Тебе на тысячи миллионов счастливых младенцев,
не знавших греха.
И мы, взявшие грехи их для счастья их на себя,
мы станем пред Тобой и скажем:
«Суди нас, если можешь и смеешь».

Знай, что я не боюсь Тебя. Знай, что и я был в пустыне, что и я питался акридами и кореньями, что и я благословлял свободу, которою Ты благословил людей, и я готовился стать в число избранников Твоих, в число могучих и сильных с жаждой «восполнить число». Но я очнулся и не захотел служить безумию. Я воротился и примкнул к сонму тех, которые . Я ушел от гордых и воротился к смиренным для счастья этих смиренных.

То, что я говорю Тебе, сбудется, и царство наше созиждется.
Повторяю Тебе, завтра же Ты увидишь это послушное стадо,
которое по первому мановению моему
бросится подгребать горячие угли к костру Твоему,
на котором сожгу Тебя за то, что пришел нам мешать.
Ибо если был кто всех более заслужил наш костер, то это Ты.
Завтра сожгу тебя. Dixi
(точка, так я сказал - лат).

Иван остановился. Он разгорячился, говоря, и говорил с увлечением; когда же кончил, то вдруг улыбнулся. Алеша, всё слушавший его молча, под конец же, в чрезвычайном волнении, много раз пытавшийся перебить речь брата, но видимо себя сдерживавший, вдруг заговорил, точно сорвался с места:

: - Но - это нелепость! - вскричал он, краснея. - Поэма твоя есть хвала Иисусу, а не хула - как ты хотел того. И кто тебе поверит о свободе? Так ли, так ли надо ее понимать! То ли понятие в Православии - Это Рим, да и Рим не весь, это неправда - это худшие из католичества, инквизиторы, иезуиты!..

Да и совсем не может быть такого фантастического лица, как твой инквизитор. Какие это грехи людей, взятые на себя? Какие это носители тайны, взявшие на себя какое-то проклятие для счастия людей? Когда они виданы? Мы знаем иезуитов, про них говорят дурно, но то ли они, что у тебя? Совсем они не то, вовсе не то… Они просто римская армия для будущего всемирного земного царства, с императором - римским первосвященником во главе - вот их идеал, но безо всяких тайн и возвышенной грусти… Самое простое желание власти, земных грязных благ, порабощения - вроде будущего крепостного права, с тем что они станут помещиками - вот и всё у них. Они и в Бога не веруют, может быть. Твой страдающий инквизитор одна фантазия…

: - Да стой, стой, - смеялся Иван, - как ты разгорячился. Фантазия, говоришь ты, пусть! Конечно, фантазия. Но позволь, однако: неужели ты в самом деле думаешь, что всё это католическое движение последних веков есть и в самом деле одно лишь желание власти для одних только грязных благ? Уж не отец ли Паисий (ученик и почитатель старца Зосимы) так тебя учит?

: - Нет, нет, напротив, отец Паисий говорил однажды что-то вроде даже твоего - но, конечно, не то, совсем не то, - спохватился вдруг Алеша.

: - Драгоценное, однако же, сведение, несмотря на твое: «совсем не то».

Я именно спрашиваю тебя, почему твои иезуиты и инквизиторы совокупились для одних только материальных скверных благ? Почему среди них не может случиться ни одного страдальца, мучимого великою скорбью и любящего человечество? Видишь: предположи, что нашелся хотя один из всех этих желающих одних только материальных и грязных благ - хоть один только такой, как мой старик инквизитор, который сам ел коренья в пустыне и бесновался (скорее, по общему смыслу, Ф.М.Достоевский имел ввиду - боролся с бесами ), побеждая плоть свою, чтобы сделать себя свободным и совершенным, но однако же, всю жизнь свою любивший человечество и вдруг прозревший и увидавший, что невелико нравственное блаженство достигнуть совершенства воли с тем, чтобы в то же время убедиться, что миллионы остальных существ Божиих остались устроенными лишь в насмешку, что никогда не в силах они будут справиться со своею свободой, что из жалких бунтовщиков никогда не выйдет великанов для завершения Башни, что не для таких гусей великий идеалист (т.е. сам инквизитор) мечтал о своей гармонии. Поняв всё это, он воротился и примкнул - к умным людям. Неужели этого не могло случиться?

: - К кому примкнул, к каким умным людям? - почти в азарте воскликнул Алеша. - Никакого у них нет такого ума и никаких таких тайн и секретов - Одно только разве безбожие, вот и весь их секрет.

Инквизитор твой не верует в Бога, вот и весь его секрет!

: - Хотя бы и так! Наконец-то ты догадался. И действительно так, действительно только в этом и весь секрет, но разве это не страдание, хотя бы для такого, как он, человека, который?

Было и есть два рода таковых инквизиторов: католики и масоны

На закате дней своих он убеждается ясно, что лишь советы великого страшного духа могли бы хоть сколько-нибудь устроить в сносном порядке малосильных бунтовщиков, «недоделанные пробные существа, созданные в насмешку» . И вот, убедясь в этом, он видит, что надо идти по указанию умного духа, страшного духа смерти и разрушения, а для того принять ложь и обман и вести людей уже сознательно к смерти и разрушению, и притом обманывать их всю дорогу, чтоб они как-нибудь не заметили, куда их ведут, для того чтобы хоть в дороге-то жалкие эти слепцы считали себя счастливыми.

И заметь себе, обман во имя Того, в идеал которого столь страстно веровал старик во всю свою жизнь! Разве это не несчастье? И если бы хоть один такой очутился во главе всей этой армии, «жаждущей власти для одних только грязных благ», то неужели же не довольно хоть одного такого, чтобы вышла трагедия? Мало того: довольно и одного такого, стоящего во главе, чтобы нашлась наконец настоящая руководящая идея всего римского дела со всеми его армиями и иезуитами, высшая идея этого дела.

Я тебе прямо говорю, что я твердо верую, что этот единый человек и не оскудевал никогда между стоящими во главе движения. Кто знает, может быть, случались и между римскими первосвященниками эти единые. Кто знает, может быть, этот проклятый старик, столь упорно и столь по-своему любящий человечество, существует и теперь в виде целого сонма многих таковых единых стариков и не случайно вовсе, а существует как согласие, как тайный союз, давно уже устроенный для хранения тайны , для хранения ее от несчастных и малосильных людей, с тем чтобы сделать их счастливыми. Это непременно есть, да и должно так быть.

Мне мерещится, что даже у есть что-нибудь вроде этой же тайны в основе их и что потому католики так и ненавидят масонов, что видят в них конкурентов, раздробление единства идеи, тогда как должно быть едино стадо и един пастырь…

Впрочем, защищая мою мысль, я имею вид сочинителя, не выдержавшего твоей критики. Довольно об этом.

: - Ты, может быть, сам масон! - вырвалось вдруг у Алеши. - Ты не веришь в Бога, - прибавил он, но уже с чрезвычайною скорбью. Ему показалось к тому же, что брат смотрит на него с насмешкой. - Чем же кончается твоя поэма? - спросил он вдруг, смотря в землю, - или уж она кончена?

Христос тихо целует инквизитора - также и Алеша прощает Ивана

: - Я хотел ее кончить так:

Когда инквизитор умолк, то некоторое время ждет, что Пленник его ему ответит. Ему тяжело Его молчание. Он видел, как Узник всё время слушал его проникновенно и тихо, смотря ему прямо в глаза и, видимо, не желая ничего возражать. Старику хотелось бы, чтобы Тот сказал ему что-нибудь, хотя бы и горькое, страшное.

Но Он вдруг молча приближается к старику и тихо целует его в его безкровные девяностолетние уста. Вот и весь ответ. Старик вздрагивает. Что-то шевельнулось в концах губ его; он идет к двери, отворяет ее и говорит ему: «Ступай и не приходи более - не приходи вовсе - никогда, никогда!» И выпускает его на «темные стогна града» . Пленник уходит…

(Архиепископ Иоанн Сан-Францисский (Шаховской): - Молчавший Христос целует Инквизитора. Инквизитор отпускает Пленника… Некоторые полагают, что в этом финале Великий Инквизитор, тронутый всепрощающей Любовью Спасителя, совершает акт великодушия, открывая двери темницы… Но Инквизитор говорит слова, мучительные для Христа более голгофских гвоздей. Инквизитор говорит Сыну Божьему: "Ступай, ступай, и не приходи более… не приходи вовсе… никогда, никогда!" )

: - А старик?
: - Поцелуй горит на его сердце, но старик остается в прежней идее.
: - И ты вместе с ним, и ты? - горестно воскликнул Алеша.

Иван засмеялся.

: - Да ведь это же вздор, Алеша, ведь это только безтолковая поэма безтолкового студента, который никогда двух стихов не написал. К чему ты в такой серьез берешь? Уж не думаешь ли ты, что я прямо поеду теперь туда, к иезуитам, чтобы стать в сонме людей, поправляющих его подвиг?

О Господи, какое мне дело! Я ведь тебе сказал: мне бы только до тридцати лет дотянуть, а там - кубок об пол!

: - А клейкие листочки, а дорогие могилы, а голубое небо, а любимая женщина! Как же жить-то будешь, чем ты любить-то их будешь? - горестно восклицал Алеша. - С таким адом в груди и в голове разве это возможно? Нет, именно ты едешь, чтобы к ним примкнуть - а если нет, то убьешь себя сам, а не выдержишь!

: - Есть такая сила, что всё выдержит! - с холодною уже усмешкою проговорил Иван.
: - Какая сила?
: - Карамазовская - сила низости карамазовской.
: - Это потонуть в разврате, задавить душу в растлении, да, да?
: - Пожалуй, и это - только до тридцати лет, может быть, и избегну, а там…
: - Как же избегнешь? Чем избегнешь? Это невозможно с твоими мыслями.
: - Опять-таки по-карамазовски.
: - Это чтобы «всё позволено» ? Всё позволено, так ли, так ли?

Иван нахмурился и вдруг странно как-то побледнел.

: - А, это ты подхватил вчерашнее словцо, которым так обиделся Миусов - и что так наивно выскочил и переговорил брат Дмитрий [Карамазов]? - криво усмехнулся он. - Да, пожалуй: «всё позволено», если уж слово произнесено. Не отрекаюсь. Да и редакция Митенькина недурна.

Алеша молча глядел на него.

: - Я, брат, уезжая, думал, что имею на всем свете хоть тебя, - с неожиданным чувством проговорил вдруг Иван, - а теперь вижу, что и в твоем сердце мне нет места, мой милый отшельник. От формулы «всё позволено» я не отрекусь, ну и что же, за это ты от меня отречешься, да, да?

Алеша встал, подошел к нему и молча тихо поцеловал его в губы.

: - Литературное воровство! - вскричал Иван, переходя вдруг в какой-то восторг, - это ты украл из моей поэмы! Спасибо, однако. Вставай, Алеша, идем, пора и мне и тебе.

(Архиепископ Иоанн Сан-Францисский (Шаховской): - В поцелуе "Легенды" есть правда, и есть и ложь. В нем Достоевский и в нем Иван Карамазов. этого поцелуя в том, что Господь любит всякую свою тварь. Он любит и ту, которая Его не любит и не хочет любить. Христос пришел грешников спасти. И человечество более всего нуждается для своего спасения именно в такой высшей Христовой Любви. Больной ребенок нуждается в наибольшей материнской любви. Поцелуй Христов и есть призыв к этой Любви, последний призыв пилатов, [дворкиных] и фарисеев к покаянию. В этом идея Достоевского.

[ же:] Но поцелуй этот есть и мысль Ивана Карамазова, его последняя, искусительная неправда слияния истины и лжи )

К чему придут души карамазовские - ясно будет после возраста 30-ти лет

Они вышли, но остановились у крыльца трактира.

: - Вот что, Алеша, - проговорил Иван твердым голосом, - если в самом деле хватит меня на клейкие листочки, то любить их буду, лишь тебя вспоминая. Довольно мне того, что ты тут где-то есть, и жить еще не расхочу. Довольно этого тебе? Если хочешь, прими хоть за объяснение в любви.

А теперь ты направо, я налево - и довольно, слышишь, довольно. То есть, если я бы завтра и не уехал (кажется, уеду наверно) и мы бы еще опять как-нибудь встретились, то уже на все эти темы ты больше со мной ни слова. Настоятельно прошу. И насчет брата Дмитрия [Карамазова] тоже, особенно прошу тебя, даже и не заговаривай со мной никогда больше, - прибавил он вдруг раздражительно, - всё исчерпано, всё переговорено, так ли?

А я тебе, с своей стороны, за это тоже одно обещание дам: когда к тридцати годам я захочу «бросить кубок об пол», то, где б ты ни был, я-таки приду еще раз переговорить с тобою - хотя бы даже из Америки, это ты знай. Нарочно приеду. Очень интересно будет и на тебя поглядеть к тому времени: каков-то ты тогда будешь? Видишь, довольно торжественное обещание. А в самом деле мы, может быть, лет на семь, на десять прощаемся.

Ну иди теперь к твоему Pater Seraphicus , ведь он умирает; умрет без тебя, так еще, пожалуй, на меня рассердишься, что я тебя задержал. До свидания, целуй меня еще раз, вот так, и ступай… (Pater"ом Seraphicus"ом именует он Франциска Ассизского - Sankt Franziskus Seraphicus . Здесь же имеется ввиду православный любвеобильный старец Зосима. Отец Зосима и единомысленный ему иеромонах Паисий - духовные наставники Алёши Карамазова. Франциск Ассизский - это знаменитый юродиевый, достигшей удивительной и редкой в западном христианстве любви ко всякой твари: людям, животным и ко всему миру )

Иван вдруг повернулся и пошел своею дорогой, уже не оборачиваясь. Похоже было на то, как вчера ушел от Алеши брат Дмитрий [Карамазов], хотя вчера было совсем в другом роде. Странное это замечаньице промелькнуло, как стрелка, в печальном уме Алеши, печальном и скорбном в эту минуту. Он немного подождал, глядя вслед брату. Почему-то заприметил вдруг, что брат Иван идет как-то раскачиваясь и что у него правое плечо, если сзади глядеть, кажется ниже левого. Никогда он этого не замечал прежде. Но вдруг он тоже повернулся и почти побежал к монастырю. Уже сильно смеркалось, и ему было почти страшно; что-то нарастало в нем новое, на что он не мог бы дать ответа. Поднялся опять, как вчера, ветер, и вековые сосны мрачно зашумели кругом него, когда он вошел в скитский лесок. Он почти бежал. «"Pater Seraphicus" - это имя он откуда-то взял - откуда? - промелькнуло у Алеши. - Иван, бедный Иван, и когда же я теперь тебя увижу…

Вот и скит, Господи!
Да, да, это он, это Pater Seraphicus, он спасет меня - от него и навеки!»

Потом он с великим недоумением припоминал несколько раз в своей жизни, как мог он вдруг, после того как расстался с Иваном, так совсем забыть о брате Дмитрии [Карамазове], которого утром, всего только несколько часов назад, положил непременно разыскать и не уходить без того, хотя бы пришлось даже не воротиться на эту ночь в монастырь.

,
отрывок из книги "Братья Карамазовы" (Часть вторая. Книга пятая)

- Правдиво ли утверждение, что в канун прихода антихриста не будет духовных отцов (старцев) и христиане будут вынуждены сами заботиться о своём спасении?

Последние времена - время великой апостасии . Святые отцы с трепетом описывают ужасный масштаб отступничества человечества от Бога. Но в тоже время свидетельствуют, что христиане последних времён будут выше чем мученики периода первых гонений на Церковь. Бог даст им бόльшую благодать.

И тут у меня возникает вопрос: разве смогут они достигнуть столь высокого духовного состояния без Церкви? Нет. Церковь последних времён будет живой и благодатной. Об этом свидетельствует и «Апокалипсис».

А раз будет Церковь - будут и архиереи, священники, монахи и миряне. То что их будет мало и они будут гонимы не так важно. Сам Спаситель говорил нам «не бойся, малое стадо» . Даже в последние страшные времена православные смогут найти точку опоры и получить поддержку от духовных отцов. Полагаю, что Господь особым образом позаботится и утешит христиан. В том числе и через духовников которые будут рядом с ними.

Такое явление как апостасия может повредить многим из нас, но лишь тем, кто не будет жить духовно и иметь настоящей связи с Богом. Тех, у кого будет жажда Христа, желание быть с Господом, Благодать Божия не оставит никогда.

Вспомним советскую эпоху. В опубликованных книгах мы читаем как мало было старцев и духовников, которые могли поддержать православный народ. Но несмотря на это у мирян, которые жаждали быть с Господом, духовные наставники были! Несмотря на огромные и казалось бы непреодолимые препятствия.

- В тоже время даже в наше время многие христиане ссылаясь на то, что настоящих старцев и духовников не осталось, не имеют постоянного духовного руководителя.

Такое состояние несёт в себе большую опасность. Это гибельное заблуждение!

Мы должны найти не великих старцев и духовников, а самого себя. Следует смиренно попросить у Господа дать нам духовного наставника. И сколь бы мал он не был (в добродетели, в известности…) Господь за наше смирение благословит и направит через него нашу духовную жизнь.

Виновато не отсутствие старцев, а отсутствие у нас желания по-настоящему жить духовной жизнью. Если мы будем искренне хотеть быть со Христом, Господь может из камней воздвигнуть духовников и старцев.

К нам в монастырь иногда приходят и спрашивают: есть ли на Афоне сегодня такие как старец Паисий Святогорец? Но так ставить вопрос неправильно. И сегодня есть много старцев и монахов-подвижников. Но проблема кроется внутри нас. Сможем ли мы просто и смиренно спросить о том, что нас интересует? Сможем ли оказать послушание?

Старцы были и будут всегда.

Миряне и монахи нашего времени должны стремиться к тому чтобы со смирением и послушанием внимать своему духовному отцу, а не проводить свою жизнь в поисках великих старцев.

Особенно это касается иноков. По словам Святых отцов лишь по трём причинам монах может уйти из своей обители и искать нового духовного наставника: если игумен еретик, если в монастырь открыт доступ для женщин или в нём проживают малые дети .

- Каким сегодня должно быть место исихастской традиции в жизни монахов и мирян?

Исихастская традиция - квинтэссенция Православной Церкви и основа жизни православного христианина.

Вспомним житие святителя Григория Паламы. Однажды в Верийской пустыне он подружился с одним простым старцем, безмолвником Иовом. Тот, слушая однажды святого Григория, выражавшего мысль, что не только подвижники, но и все христиане должны молиться непрестанно - не соглашался с ним и возражал, что непрестанная молитва есть долг только монахов, а не мирян. Григорий Палама, не желая оскорбить старца и не любя многословия, замолчал. Но едва только возвратился Иов в свою келью и стал на молитву, ему явился ангел и сказал:

- Не сомневайся, старец, в истине слов Григория - он говорил и говорит правду; так умствуй и ты, и другим передавай.

Исихастская традиция включает в себя не только творение умной молитвы («Господи Иисусе Христе Сыне Божий помилуй мя грешнаго») но и весь спектр духовной жизни. Это и борьба за очищение от страстей, и обретение противоположных им добродетелей.

Если мы потеряем связь с исихастской традицией мы (миряне и монахи) собьемся с пути спасения. Забредём в безвыходный тупик различных западно-христианских доктрин.

Например, погрузимся в пиетизм - учению согласно которому мы спасёмся через наши добрые дела. Гибельность этого подхода в самооправдании, которое препятствует нашему спасению.

Или в отрицание богодухновенности Писания и Предания. Или в обмирщение. Или во множество других течений, наводнивших западные Церкви.

Противоядие от искажения церковной жизни - верность исихастской традиции. Её главное содержание - стремление сохранить ум в трезвении, чтобы с помощью Божественной благодати мы могли очиститься от страстей и обрести противоположные им добродетели. Тогда мы в своём сердце возделаем подходящую почву, чтобы в нём мог поселиться Христос. Сам Спаситель говорит: «аще кто любит Мя, слово Мое соблюдет: и Отец Мой возлюбит его, и к нему приидема и обитель у Него сотворима» .

В наше время некоторые монахи пишут богословские труды. Но это не является обычным и тем более главным делом для инока, на что ясно указывает преподобный Иоанн Лествичник: мы (монахи) будем судимы не за то, что не богословствовали или не миссионерствовали, а за то, что не плакали о своих прегрешениях. Дело монаха - это покаяние.

Общая обстановка в монастыре должна быть исихастской. Если в обители будет царить тишина и покаянный дух, тогда и посещающие монастырь паломники через участие в богослужении и лицезрении подвижнической жизни братии смогут получить настоящую духовную пользу и понять в чем подлинный смысл жизни.

- Отец Лука, насколько необходимо творение Иисусовой молитвы для мирян?

Великие русские старцы XVIII - XIX столетия настойчиво призывали мирян к творению умной молитвы и погружению в исихастский тип подвижнической жизни.

В современной Греции многие миряне также творят Иисусову молитву, хотя ещё сорок лет назад ничего подобного не было и в помине. В повороте христиан к исихастской традиции несомненна заслуга Святой Горы Афон.

Духовная жизнь Греции первой половины XX столетия находилась под несомненным западным влиянием и первым подвижником переломившим это духовное пленение был святитель Нектарий Эгинский (Пентапольский). Он ясно показал значение Иисусовой молитвы и исихастской традиции.

В России, на мой взгляд, разрыву с духовной традицией исихазма способствовало господство атеистической идеологии. Была утеряна связь с живым Святоотеческим наследием XIX столетия. Но я надеюсь, что с помощью Божией миряне вновь смогут прикоснуться к удивительной красоте духовной традиции исихазма. Востановить связь с наследием Сергия Радонежского и Паисия Величковского.

На самом деле творение Иисусовой молитвы для мирян - дело несложное. Где бы они не находились и чтобы не делали они могут повторять слова «Господи Иисусе Христе Сыне Божий помилуй мя грешнаго». Ежедневно они сталкиваются со множеством проблем и трудностей. Если при каждом испытании хотя бы несколько раз будут обращаться ко Господу - молитвой будет наполнен весь их день. Родители могут молиться за детей. Дети за успехи в учёбе. Молодые за старшее поколение. Все вместе за своё Отечество. Для молитвы есть множество поводов!